Это признание было для Аллы полной неожиданностью. Никогда не говорил ей муж, что помышляет о должности более высокой. Больше того — он подтрунивал над теми, кто быстро рос, называл их выскочками, карьеристами, относился к ним насмешливо. Даже свою теорию придумал: самый нужный, самый незаменимый человек на заводе — начальник цеха. Оказывается, теория эта была состряпана из соображений самозащиты. Для себя. Для нее. Для окружающих.
И почудилось Алле, что приоткрылась дверца в наглухо закрытый сейф и ей будет дозволено заглянуть в него.
— Я почему-то решила, что у тебя возникли сомнения… Что ни говори, работа адская, ответственность огромная… — Алла говорила робко, опасаясь, что дверца сейфа вот-вот захлопнется и она так и не рассмотрит, что за ней.
— Ну что ты! Во мне еще вулканические запасы энергии.
Алла недоверчиво улыбнулась.
— Да, да. Представь себе, я совершенно не чувствую своего возраста. А разве ты его чувствуешь? — Гребенщиков положил руку на колено жены, сжал его. — Ну!
И Алла поддалась искушению высказать свои опасения:
— Я имею в виду не выносливость, а особенности характера. У тебя только-только и с таким трудом наладились отношения с цеховым коллективом. Многие все еще относятся к тебе с недоверием, подозревая, что ты затеял какую-то игру.
— Это на их совести. Люди всегда что-нибудь говорят, и, как правило, дурное.
— Не всегда и не обо всех, — как бы мимоходом заметила Алла. — А теперь тебе придется еще сложнее. В твое подчинение переходит весь инженерно-технический персонал завода. Эти люди самолюбивы, они знают себе цену и обид не прощают. Тебе известно, что самые непримиримые и продолжительные баталии развертываются именно в интеллектуальной среде. И если до сих пор тебе сходило…
— Продолжай, продолжай… — подбодрил ее Гребенщиков.
— Добрее надо быть, Андрей. Добрее и отзывчивее.
— Доброта для руководителя не добродетель. Это порок. И допустима она лишь в сочетании с твердым разумом и сильной волей.
— Доброта — это талант, Андрей. И талант, к сожалению, исчезающий. В наше время, когда людей все больше одолевают рационализм и черствость, его надо взращивать в себе и пестовать так же, как талант к поэзии или к математике. Если не больше.
— В каждого человека с рождения вложена некая сущность, ядро, — Гребенщиков самим голосом показывал, что говорит сейчас нечто значительное, — и если что не дано ему от природы, то привить невозможно.
— Сколько лет живу с тобой, — проговорила Алла уныло, — а не всегда могу определить, когда ты говоришь серьезно, а когда… Ты непрощупываем.
— А другие, думаешь, лежат распластанные на поверхности? Люди — как айсберги. Большая часть их загнана внутрь и скрыта от наблюдения. Я тоже не всегда могу предугадать, что скажет или как поступит в том или ином случае каждый из тех, кто надо мной и даже рядом.
— Не уходи в сторону, Андрей. — Алла опустила голову, теряясь от взгляда мужа и в то же время напрягаясь в желании убедить. — Пойми, тебе предстоит сложный процесс становления. Надо проявить гибкость и одновременно большой такт. Не впасть сразу в административный восторг. И приучи себя терпимо относиться к инакомыслящим и иначе себя ведущим.
Глаза Гребенщикова стали вдруг острыми и холодными, как стеклышки.
— Бесплодное умствование. Из разрозненных фактов делаешь выводы вселенского масштаба. — Он резко убрал руку с колена жены и повыше натянул плед. — Да вы сговорились, что ли? Как попы с амвона! Нудно и примитивно. Возлюби ближнего, как самого себя. А ближнему дай палец — он оторвет… — Гребенщиков стиснул зубы, так и не договорив слова.
Случилось то, чего и опасалась Алла, — незримая дверца захлопнулась.
ГЛАВА 9
Нормальные отношения между людьми так же необходимы для успеха дела, как масло для сложного механизма. Только смазка позволяет механизму работать без скрипа и заеданий. Эту выношенную годами истину Збандут тщательно внедрял в сознание подчиненных и сам следовал ей. Он не выносил ссор и распрей, всякие раздоры старался гасить в зародыше, не давая им разрастаться, и болезненно переживал, если это ему не удавалось.
К сожалению, за свою долгую производственную жизнь он не видел директора и главного инженера, которые были бы дружески расположены друг к другу и придерживались паритета. Если судьба сводила работников неравноценных, то они еще как-то уживались. Слабый побаивался сильного, уступал ему и, хотя в глубине души ярился, на рожон не лез и в борьбу не ввязывался. Сложнее приходилось, когда сталкивались руководители одинакового потенциала — знающие, опытные, волевые. При такой комбинации возникали открытые междоусобицы, и в азарте борьбы друг с другом не так уже редко приносились в жертву интересы коллектива и производства.