— Это точно, а БАДы эти дурацкие или другое мракобесие? У меня на той неделе тетка с ракухой в четвертой стадии на прием пришла. Мать честная, я ее спрашиваю, что же она так затянула. А она мне и говорит: «Я вот дрожжи пивные пила, думала грудь от этого и растет». Ты представь, у нее шишка, блин, с перепелиное яйцо, а она дрожжи! Вот теперь всем отделением не знаем, что с ней делать, — возмущалась рыжеволосая.
Оля взяла маленькую тарелочку, положила на нее черешню и уселась на ступеньках рядом с Аней, которая за обе щеки уминала кусок шашлыка.
— Это кто? — указывая глазами на разговаривающих женщин, спросила Оля.
— Однокурсницы мамины, одна- терапевт, вторая- онколог, — жуя отвечала Аня.
— А у тебя всегда дома про болезни говорят? — удивилась Оля.
— Постоянно, я недавно маму спросила про половые инфекции, в рекламе услышала, так она мне писюн нарисовала и рассказала, как же это все устроено, и где там все эти инфекции, — берясь за второй кусок мяса, сказала Аня.
— Фу, — поморщилась Оля, — моя мама никогда про такое не рассказывает.
— Да ладно, ничего там страшного нет- кожа, ткани мягкие да сосуды, — продолжала Аня, — мама сказала, что в состоянии покоя он вообще мягкий, а перед половым актом наливается кровью, в этот момент отвердевает.
— Как при отёке что ли? — удивилась Оля.
— Не знаю, — развела руками Аня, — мне не особо интересно, я помню, как-то на одном из праздников они с подругами кишечные инфекции и лекарства от поноса обсуждали, вот где гадость-то! — воскликнула она, поднимая палец вверх. — Ты знала, что кал бывает зелёный и пенящийся?
Оля поморщилась и отрицательно покачала головой.
— А он бывает, — не замечая реакции подруги, продолжала Аня, — при дизентерии, лактозной недостаточности, лямблиях, сальмонеллёзе. Во работка у врачей, чужие какашки разглядывать да гадать, чего это они позеленели. Бе, — Аня высунула язык.
— Всё, все, хватит, — простонала Оля, она не хотела это слушать. Ее мама никогда не обсуждала детали своей работы и не посвящала дочь в анатомическое устройство человека. — А кто шашлык жарит?
— Мамин друг, он в газете нашей городской работает директором по рекламе, — ответила Аня, — вон там тетя Женя, — показала девочка рукой, — а это моя крестная и ее супруг.
— А вон тот стройный парень кто? — спросила Оля, указывая на курящего у забора высокого молодого мужчину.
— Мамин ухажер, — поджав губы, ответила Аня.
— Ого, а сколько ему лет, — выпалила Оля.
— Да уж немного, вообще он мне не нравится: мутный какой-то, неприятный, гнусный даже. Но мама его почему-то выбрала, — недовольно ответила Аня.
— Где же она с ним познакомилась? — удивилась Оля.
— Не поверишь, на работе. Но он прям фу, еще душится все время какими-то омерзительными одеколонами, — зло прошипела Аня, — я вообще не понимаю, как мама могла на него засмотреться. Вот мой папа красивый, умный, добрый, статный, а этот- скарабей.
— А почему твой папа не приехал маму поздравить? — бестактно спросила Оля.
— Приезжал утром, но он никогда не задерживает, так заглянет на полчаса. У него своя семья, без нас, — грустно ответила Аня.
Оле стало неловко, она знала, что родители подруги вместе не живут, но без подробностей. Мужчина, который жарил мясо, взял гитару, подкрутил колки и начал наигрывать. Аня прислушалась и тут же улыбнулась.
— О, сейчас мама петь будет. Ты знаешь, как она хорошо поёт, а танцует! Вот бы и мне так.
Маргарита Викторовна сидела на длинной лавке, ее пушистые волосы были рассыпаны по плечам, их яркий рыже-каштановый цвет оттенял белый сарафан. Оля не знала, сколько ей лет, но выглядела она очень молодо. Высокие скулы, полные губы, точеный правильный нос, брови в разлет и блестящие глаза. Оля определённо могла назвать ее очень красивой женщиной. Ей было любопытно послушать, как же она поёт:
«Саната для полусонной струны,
Не надо, прощания мне не нужны.
Небрежно тебя коснулась рука,
Тебе это все еще приятно?
Я в платье из полупьяной парчи,
Объятье во мне аккордом звучит,
Сумею я выжить наверняка.
Не забывай, ладно?
Полумрак, полушепот, полумолчанье,
Незатейливый опыт непониманья,
В полусладком бокале лунные блики,
Чье-то счастье искали две половинки»10.
Ее голос был странным, твердым, но при этом тягучим, он переливался словно ртуть. Немного опереточный, немного джазовый увлекал за собой, заставлял вслушиваться в слова, погружаться в мелодию. Гитарное танго, сопровождающее песню, то затихало, то нарастало, отстукивая сердечные ритмы. Солнце, опускавшееся за горизонт, словно замерло, чтоб дослушать до конца романс в полутонах. Оля вслушивалась в беспокойную, нервенную аранжировку. В ее душе просыпались какие-то дикие, странные образы, которые она никак не могла узнать.