— Ничего этого не существует. Никакого порядка нет. Никто беженцев не ждет и ничего не объясняет — ни им, ни мне как главе администрации того населенного пункта, где они вынуждены скапливаться. Думаю, власти только потому отреагировали на крик вокруг ультиматума Грозному и вынуждены были демонстрировать палаточные лагеря для гражданского населения, что выборы подкатывали. Теперь 19 декабря позади, Путин превратился в и.о. президента — и в южных районах Чечни ни о каких лагерях и цивилизованной встрече беженцев речи нет. Люди просто приходят в Чири-Юрт, потому что хотят спастись — горы ведь жгут напалмом. Я распорядился селить их в нашу школу. Говорю жителям: несите им еду. Вот так и живем.
— Как вам кажется, а у военных на блокпостах вокруг вашего села есть информация о том, куда направлять потоки беженцев из горных селений, чем их кормить, где обустраивать?
— Нет, конечно. Они в таком же вакууме — выживают подручными средствами. Военные приходят ко мне за тем же самым, что и беженцы: хлеба дай, воды дай, помоги… Подвозят провиант им очень плохо. Мы солдатам хлеб печем на нашей сельской пекарне! Правда, договорились, что муку военные приносят свою — по-другому невозможно…»
— Пап, а получается там ничего нет, людям есть нечего и помощь не пускают? — с ужасом спросила Оля.
— Именно, — ответил отец, — а военных местное население еще и обеспечивать должно, выходит, что у них нет ничего своего! — продолжал распаляться отец, — а вот это тебе нравится: «Допустим, из батальона МВД как-то ночью убежали два солдата — сказали, что на блокпосту произошла драка с «дедами», и они боятся возвращаться. Спасаясь, солдаты пришли в нашу школу, где жили беженцы. Те их напоили чаем, обогрели, а утром — ко мне: «Иса, двое солдатиков у нас. Как быть?» Я велел привести их в администрацию, и десятки людей видели это. Как положено, все случившееся зарегистрировал, написал депешу в отделение Красного Креста, чтобы оттуда в соответствии с международными конвенциями сообщили о случившемся семьям беглецов. Дальше позвал командира СОБРа, который стоит у села, сказал ему: в батальоне — ЧП, вот солдатики, давай расписку, что из моих рук ты их получил живыми и здоровыми, проведи расследование… Так все и обошлось миром.
Кстати, по ночам наш отряд самообороны поквартально патрулирует улицы села. Установлена очередь на дежурства — точно так же, как было в Москве после взрывов.
— Но ведь ночами передвижение запрещено? Не боитесь, что солдаты начнут стрелять по вашим дежурным?
— Я откровенно предупредил командиров, что у нас должны быть свои собственные блокпосты, нам так спокойней — мы хотим уберечься и от боевиков, и от военных, и от возможных провокаций, и от предательств. И сказал так: «Пусть ваши люди не стреляют по ним, а наши не будут стрелять по вашим позициям».
— Подействовало? Неприятных инцидентов не было?
— Ни разу. Когда военные только пришли на наши окраины, той же ночью двое солдат с оружием — село грабить. Я их задержал. Честно говоря, они несли только съестное — хлеб домашний, сыр. Сказали мне: «Мы проголодались». На следующее утро я пошел к их командиру, попросил: «Если вам что-нибудь надо, лучше днем говорите, чтобы ночью с оружием в село никто не заходил». Хотя наши жители в целом терпеливо ждут политической развязки всего происходящего, но не все же в селе разумные люди… Бойцы моего отряда самообороны, конечно, контролируют обстановку, но на кого ночью солдаты нарвутся — неизвестно. Так как они с оружием, кое-кто может убить только из-за него — автомат сейчас продается в Чечне за 300–350 долларов.
— И командир, с которым вы говорили, вас понял?
— Да. Они же взяли мое село не с боем, так почему бы не понять? На местном уровне всегда можно договориться… Я считаю, только высшие генералы типа Шаманова кровожадные. А за солдатиков отвечают ротные и комбаты, и им не хочется терять своих людей.»
Папа отбросил газету:
— Нет, это просто невозможно! — взрываясь окончательно воскликнул он и выскочил из комнаты. Мужчина не понимал, как можно жить в этой стране, где такое скотское отношение к людям, почему супруга боится уехать и изменить жизнь, ведь хуже, чем здесь, вряд ли где-то может быть. Мама Оли встала и вышла за мужем.
Оля подождала несколько минут, потом быстро встала, взяла замятые отцом страницы, расправила их и начала читать: