– Уже близко, сейчас все узнаете, – спокойно ответил парень. – Как говорится, вам понравится.
– Мне уже не нравится! – набычилась я.
– Потерпите, – загадочно усмехнулся он.
Я попыталась я его спровоцировать.
– Дикий у вас способ знакомиться с девушками!
Он недоуменно вскинул бровь, пробежав взглядом по моим заляпанным землей и облитым кофе джинсам и чумазым резиновым сапогам. «Конский хвост» на голове и болоньевая куртка его тоже не впечатлили. Взгляд парня задержался на моем лице – без косметики, с густыми размашистыми бровями. А что? Сама Кара Делевинь сейчас так носит! Однако не похоже, чтобы он был в восторге от моего «нейчер лук», подумала я. Но тут же догадалась, что дело, видимо, не в моем прикиде. А в том, что парню не больше двадцати пяти. И фривольные намеки девушки за тридцать скорее смахивают на распущенность. Все время забываю о том, что я уже не свеженькая нимфетка, а распустившийся бутон.
– Неужели вас с самого детства зовут Флорой? – аккуратно сменил он тему.
– Да, так в паспорте и написано: Флора Алексеевна Елисеева. Родители назвали. Они были те еще оригиналы, – ответила я, мысленно поблагодарив парня за деликатность.
– Имя вам подходит, – не слишком убедительно произнес он.
– А вас как зовут? – из вежливости поинтересовалась я.
– Николай, – ответил он и, кажется, ждал какой-то моей реакции. Но я просто кивнула. Что оригинального можно сказать про Николая?
Машина свернула с Рублево-Успенского шоссе на боковую дорогу с отменным асфальтом, и через пару минут мы приехали. Вошли в невысокое здание на окраине соснового участка, окруженного внушительным каменным забором, из которого, не маскируясь, высовывались видеокамеры. Внутри домика было множество мужчин военной выправки. Стоял запах пота, одеколона и почему-то подгоревшего молока. У меня многократно спросили имя, хотя мой паспорт все это время лежал перед ними раскрытым. Все его страницы отсканировали. Биографию запротоколировали с такой тщательностью, будто собрались писать обо мне статью для энциклопедии (я, если что, не против!). Меня обыскали (весьма целомудренно) и забрали мобильник: «Извините, таков порядок. Получите обратно, когда будете выходить. Здесь запрещено ставить метки геолокации, фотографировать и пользоваться соцсетями. Но каждому не объяснишь, поэтому мы просто забираем телефоны при входе и возвращаем при выходе».
Я возмущенно фыркнула, но не особенно удивилась. Мне приходилось слышать, что из соображений безопасности в особо важных домах на входе отбирают мобильники, но сама я с таким столкнулась в первый раз. В довершение всего у меня взяли отпечатки пальцев, и наконец дверь в запретный сад открылась. Меня вывели на солнышко по другую сторону забора.
Мощенная плиткой дорожка лежала ровно, как прочерченная по линейке. В конце нее за янтарными стволами сосен виднелся помпезный дом желто-сливочного оттенка, спроектированный в духе русской дворянской усадьбы. Фасад выглядел внушительно благодаря центральной полукруглой колоннаде. Колонны несли на себе протянувшийся во всю ширину мезонина балкон.
Прямо перед домом на свежераскатанном рулонном газоне стоял накрытый стол, окруженный тепловыми фонарями. Откинувшись на спинки плетеных кресел, за ним завтракали двое. Мужчина и женщина. Его я узнала сразу – это был Поленов, очень важный чиновник, самый-самый топ-уровень, связанный с инновациями. Рядом сидела его жена. В отличие от мужа она почти не мелькала в телевизоре, но тем не менее ее лицо мне было знакомо (пролистывать журнал Tatler иногда полезно). Меня вели прямо к ним по пружинящему, будто лакричный мармелад, газону. «Адъютант» (тот самый Николай) жестом предложил мне сесть в пустовавшее третье кресло. Потом коротко кивнул и отошел на почтительное расстояние. Повисла пауза.
Я с любопытством рассматривала хозяев. Чиновник и его жена выглядели уже остывшей друг к другу, но вполне сжившейся парой. Из тех, кто за столом садится так, чтобы случайно не встретиться взглядом и не соприкоснуться рукавами, бочком к супругу – так держатся люди на парных парадных портретах времен задастых платьев и бархатных камзолов. Но эта пара была все-таки попроще. Он – в спортивном костюме, с румянцем человека, только что сделавшего энергичную зарядку и приятно уставшего (я почувствовала что-то родное в этой физической истоме – меня окутывала такая же после ночных упражнений с лопатой). Она – старосветская скучающая барыня, кутается в рыхлую шаль с кистями. Того и гляди затянет какой-нибудь печальный романс про любовь, живущую «в сердце больном».