— Ты родилась в отвратительно жаркий день, — начал Джейме, принимаясь за овощи. — Пот градом лился по телу от самого малейшего движения, и твоя мать провела последний месяц беременности в ледяной ванне, пытаясь устроиться поудобнее, — запив всё медовым вином, он продолжил. — Роберт был в Штормовом Пределе, когда у неё начались схватки. Производя на свет Джоффри, она не издала ни единого звука, плотно стиснув зубы, но тогда она кричала как безумная. Я боялся, что она умрёт.
— Неудивительно, что она никогда не любила меня, — Мирцелла не шутила.
Джейме улыбнулся.
— Мейстер Пицель буквально вытащил тебя из тела Серсеи, всю в крови. Сначала мы даже не могли как следует разглядеть тебя, и ты не издала ни звука, так что решили, что ты мертворождённая. А потом Пицель сказал: «Маленькая принцесса просто очень тихая» и передал тебя Серсее.
— Которая хотела только сыновей, — закончила Мирцелла. — Она полсотни раз говорила мне, что не создана быть матерью дочерям. Когда мне было пять, одна из придворных дам назвала своего сына Титосом, и мать заявила, что это должно было быть моё имя.
— Она была настолько убеждена, что родится мальчик, что не задумывалась об имени для девочки. Когда отправили ворона Роберту, тот написал, что ему всё равно. У тебя не было имени в течение трёх дней, а на четвёртый день, когда я сказал ей, что это плохая примета — оставлять ребёнка без имени, она сказала, чтобы я сам дал тебе имя. Что я и сделал.
— Почему ты назвал меня Мирцеллой?
— Так наша мать хотела назвать Тириона, если тот родится девочкой, — осушив свой кубок, Джейме потянулся к меху в её руках. — До трёх лет ты не говорила. Серсея и Роберт волновались, что ты навсегда останешься немой или полоумной, но мейстер Пицель заверял их, что ты просто застенчива. А потом, в один прекрасный день, я стоял на страже, пока твои родители, Тирион, Тайвин и ещё несколько придворных трапезничали. Вы с Джоффри были там, молча сидели рядом и выглядели как идеальные маленькие принц и принцесса. Когда же Серсея отпустила вас, Джоффри убежал играть с собакой, а тебя Арис Окхарт должен был проводить в комнату. Но когда твоя мать позвала Ариса, ты неожиданно заявила:
— Нет, я хочу пойти с Джейме.
— Я уверена, это понравилось моей матери, — усмехнулась Мирцелла.
— Все были так удивлены, что не могли и слова вымолвить. А потом Роберт засмеялся, Тирион пошутил, и всё вновь вернулось на свои места.
— И ты отвёл меня в комнату?
Джейме покачал головой.
— Нет, Роберт хотел, чтобы я стоял за его дверью той ночью и слышал, как он трахает своих шлюх.
— Ты не мой отец? — спросила Мирцелла, сделав глоток из бурдюка.
— Я вступил в Королевскую Гвардию в пятнадцать лет, и все знают, что нам запрещено иметь жён и детей, — отрезал он, вновь осушая кубок. — И почему ты спрашиваешь меня об этом всякий раз, как приходишь?
— Потому, что я хочу, чтобы ты был моим отцом, — она поднялась на ноги, не замечая боли на его лице, и подумала: «Я не должна была верить в то, что глупые желания маленьких детей могут сбываться».
Она не навещала его, пока не прибыл ворон от Арианны Мартелл, сообщившей, что Дейенерис Таргариен скоро прибудет в Риверран.
*
Однажды, когда ей было шесть лет, дядя Ренли рассказывал ей истории о драконах. Мирцелла была больна и почти неделю провалялась в постели с лихорадкой, и Серсея не пускала к ней Джоффри и Томмена, боясь, что они заразятся. Только став старше, Мирцелла поняла истинные причины этого: мать не хотела рисковать своими драгоценными сыновьями.
Но Ренли пришёл к ней, с сияющими глазами и улыбкой, и Мирцелла засмеялась, принимая у него букет сладко пахнущих цветов. Ренли было всего восемнадцать, но он уже был красив и любим при дворе, а отец сетовал на то, что Ренли отверг всех потенциальных невест. Она вспомнила, как ей льстило то, что Ренли пришёл к ней, отказавшись сопровождать Роберта на очередной охоте, и ей нравились сказки, которые тот разыгрывал с помощью кукол Мирцеллы.
Когда Ренли собрался уходить и наклонился, чтобы поцеловать её в макушку, Мирцелла отпрянула, вспомнив слова матери о том, что она заразная.
— Не трогай меня, а то тоже заболеешь.
Ренли усмехнулся и наклонился ближе, понизив голос до шёпота.
— Знаешь, милая, эта болезнь не смертельна. Сир Лорас тоже хворал, но теперь он здоров, — чмокнув её в лоб, Ренли добавил. — Так что я буду в порядке.
Но даже после того, как Мирцелла передала гранд-мейстеру Пицелю слова Ренли, тот всё равно настоял на том, чтобы она провалялась в постели ещё неделю, и Мирцелла чувствовала себя по-настоящему несчастной. Когда Джейме наконец смог навестить её, то принёс с собой мороженого, чтобы она могла охладить своё пылающее горло.
— Расскажи мне о драконах?
— Драконы? — рассмеялся он. — Разве ты не предпочитаешь более красивые истории, про Флориана и Джонквиль, например?
Мирцелла покачала головой, уплетая мороженое за обе щёки.
— Дядя Ренли рассказывал мне о Балерионе и Мираксесе, о том, как Эйегон и его сёстры летали на них. Я снова хочу послушать об этом.
— Может, я лучше покажу тебе дракона? — предложил он вместо этого.
— Но все драконы мертвы.
— Да, но я знаю, где хранятся их кости. Хочешь посмотреть?
— Но гранд-мейстер Пицель сказал, что я не могу покидать комнату.
Джейме закатил глаза, забрал у неё тарелку и поднял на руки. Она была одета в одну лишь ночную рубашку, со спутанными волосами, но Джейме не попросил её даже надеть тапочки.
— Я королевский гвардеец, моя особенная девочка, и если старикан попытается возразить, я сумею постоять за твою честь.
Мирцелла тихо смеялась, пока он нёс её по замку, но когда они начали спускаться в подвалы Красного Замка, то испуганно сжалась. Как-то раз Джоффри попытался заманить её туда, якобы показать что-то интересное, но их поймал лорд Варис и поспешно отправил обратно. Она крепче обхватила шею Джейме, который снял со стены факел, чтобы осветить их путь.
Они маячили в темноте — девятнадцать драконьих черепов разных размеров, один был размером с маленького пса, а другой — раза в два или три больше. Мирцелла ахнула, когда Джейме поднёс её к самым огромным, предлагая коснуться их, и кость под её пальцами оказалась тёплой.
— Это был Балерион Чёрный Ужас, — игривым тоном сообщил ей Джейме. — Он был самым крупным и свирепым из всех драконов Таргариенов, а Эйегон Завоеватель садился на него, как на обычного коня. Его сёстры Рейенис и Висенья тоже летали на драконах, и в тот единственный раз, когда они вступили в бой все вместе, пылали и земля, и небо. Говорят, Балерион прожил двести лет, но только Эйегон смог укротить его.
— Почему драконы умерли?
— Этого никто не знает, хотя, возможно, их отравили мейстеры. Но большинство считает, что драконы связаны с магией, и когда магия стала покидать мир, вместе с ней ушли и драконы.
— Мама говорит, что магии никогда не существовало, что это всё выдумки.
— Ну, твоя мама знает далеко не всё — только не говори ей об этом, — его улыбка была ослепительной даже в темноте, и Мирцелла подумала, что её дядя — самый красивый мужчина из всех, что когда-либо жили на земле.
Мирцелла вспоминала те черепа, когда небо над Риверраном закрыли огромные крылья. Во двор уже въёзжали люди Тристана Мартелла, ведомые сиром Барристаном Селми и Джорахом Мормонтом. Среди них были и дотракийцы, и наёмники в причудливых доспехах. Следом за войском ехала Арианна Мартелл и её двоюродные сёстры.
Но все взгляды были прикованы лишь к трём драконам, кружащим над головами. Даже с земли Мирцелла могла видеть, что только два дракона имели всадников, а третий, зелёный с бронзовым отливом, летел свободным. Даже в небе они выглядели огромными, и лютоволки в замке немедленно завыли, чувствуя угрозу — питомцы Дейенерис Таргариен могли проглотить одновременно и Серого Ветра, и Призрака, и Нимерию.
С кремового дракона слез мальчик лет двенадцати, сильно закутанный в меха и явно не привыкший к холоду. Кожа его была как у дотракийцев — цвета меди, а волосы — серебристые, как у всех Таргариенов, заплетённые в длинную косу ниже плеч с позвякивавшим в них единственным колокольчиком. Рейего, принц-дракон, сын драконьей королевы и величайшего кхала из всех существовавших, насколько помнила Мирцелла. В снегах, рядом со своим драконом, он выглядел ещё моложе.