Стараясь не морщиться от болезненных покалываний, Гарри быстро заговорил, цепляясь, как за последнюю надежду, за единственные слова, оброненные Северусом с того момента, как они вышли из Большого зала.
— Северус, послушай… прости меня… Там, когда я увидел, что василиск тебя ранил… Я понял, что ты чувствовал, когда не хотел меня отпускать. Это все равно что умереть самому.
Северус криво улыбнулся и продолжил круговыми движениями втирать мазь в ладонь Гарри, а тот, осмелев, продолжал:
— А ты… я не соврал… ты ведь совсем не изменился. Честно, ни капельки. Ты такой же, каким я тебя помню — отчаянный, смелый, расчетливый и… ох, какой же ты глупый, Северус! Ты совсем не повзрослел. Никто не сделал бы для меня такого, только он. Только ты. И пальцы у тебя такие же нежные.
Северус фыркнул в ответ.
— И, Северус, я знаю, что ты мне никогда не рассказал бы. Но, наверное, сейчас не стоит скрывать. Я спросил у Джеймса. Это невероятно. Ты сохранил Хогвартс для меня. Знал, что все будут тебя ненавидеть, но сделал это. Никто еще не ставил мир с ног на голову ради меня. Обычно ждали, что я сделаю это для них.
— Иногда один человек стоит целого мира, — сказал Северус, не поднимая головы. — И потом, это был интересный эксперимент. Держи ладони раскрытыми, мазь должна впитаться. Видимо, без разговора не обойтись. К сожалению.
Он оставил Гарри с гулко бьющимся сердцем, тщательно запер за собой дверь в ванную и, уже вернувшись в мягких домашних брюках и коротком халате, позвал его от камина.
Гарри неловко уселся на шкуру, уложил липкие ладони перед собой и поднял глаза.
— Такой мир — плохой подарок, Гарри. Но это все, на что я тогда был способен.
— Это хороший подарок. Но в очень-очень, очень плохой упаковке. Однажды я уже получал такой. На прошлое рождество.
— Я приобрел массу неприятных и странных привычек.
— Думаешь, меня еще чем-то можно напугать?
— У меня были любовники.
— Я чуть не загрыз Крауча, когда догадался.
Снейп улыбнулся и повернул к Гарри ладонь. На ней все еще багровел незалеченный глубокий укус:
— Я заметил.
— В конце концов, у тебя кто-то был и до меня. И, конечно, после. Зато у меня никого… кроме того, что было с тобой. Мне кажется, я понимаю.
— Нет, Гарри, — покачал головой Снейп. — Не понимаешь, не понимал и никогда не поймешь. Но, видимо, это к лучшему.
— Я бы сделал для тебя то же самое! Будь я проклят, если вру!
— А я хотел встретить тебя в Хогвартсе. Но… — Снейп опять коснулся рукой шрама. — У кое-кого были другие планы. Я знал, что ты появишься в этот день, но, увы, провел его здесь, в беспамятстве и с ведром кроветворного. Шрам скоро заживет.
— Не надо… он такой красивый.
Северус тихо рассмеялся:
— Тебе кажутся красивыми совершенно невозможные вещи,
— А у тебя странные способы говорить о чувствах. Но я же не против.
— Я не могу позволить, чтобы ты связал свою жизнь со мной. Я — отверженный, пария. Все, к чему я прикасаюсь, вмиг становится проклятым в глазах людей. Обрекать тебя на это… И я не хочу, чтобы ты оставался тут только из благодарности или от безысходности. Возможно, следует обратиться к Поттеру, он поможет тебе продолжить обучение или уехать из страны.
Гарри застонал сквозь сжатые зубы. Ну вот как такому что-то объяснить, если он сам уже всё решил?
— Тебе уже говорили, что ты идиот, Северус Снейп?
— Ни разу, — рассмеялись ему в ответ. — Что угодно, но только не это.
— Тогда я говорю. Я был влюблен в Принца, это правда. И в тебя там. Не сразу, но, когда узнал тебя лучше — я хотел, чтобы ты был со мной. И сейчас… ничего не изменилось... Неужели ты не понимаешь?
— Ты можешь всю жизнь любить воспоминание и быть счастливым с другим. Поверь, во мне говорит опыт, а не иллюзии. А еще этот твой профессор зельеварения. Уверен, я стал на него похож.
— Может, я бы и в него влюбился, если бы все сложилось иначе, — шептал Гарри, дюйм за дюймом преодолевая разделявшее их расстояние.
Северус, не таясь, улыбался и смотрел то ли отчаянно, то ли совсем испуганно — так, что всё внутри дрожало, и кожа покрывалась колкими мурашками. Гарри потянулся пальцами к его лицу и с ужасом увидел, как Северус отстранился, врезавшись головой в спинку кресла.
— Мазь… — сдавленным голосом напомнил Северус. — Если потревожить, будет сильно печь.
— Ай, да какого черта! У меня душа печет сильнее, чем любая мазь! Мы сегодня опять чуть не потеряли друг друга, а ты сидишь тут и делаешь вид, что ничего не произошло! Ну вот как можно было влюбиться в тебя? Почему я такой болван, что ни о ком другом и думать не могу? Я хотел бежать к Фламелю и вернуться обратно, пока не понял, что могу еще раз потерять тебя, переместившись. Не то, что мир может измениться, а то, что в нем не будет тебя. Впервые в жизни мне было плевать на всех. Если мир без тебя — мне он не нужен.
— Мерлин, — едва слышно прошептал Северус, — почему я должен сражаться еще и с самим собой?
Одним рывком он вскочил, отбросив раскрасневшегося от признания Гарри, и тут же налетел на него, сжимая в объятиях, зарываясь носом и губами в липкие от грязи и паутины волосы.
— Закрой глаза, прошу, — послышался над ухом глубокий умоляющий стон. — Представь, что я молод. Что я — Принц, тот Северус, которого ты оставил.
— Ты и есть он, — успел прошептать Гарри до того, как его губ коснулись пересохшие губы.
— Не открывай, — повторял Северус, когда его пальцы пробрались под свитер Гарри и потянули его вверх. — Не открывай…
— Я даже не успел помыться, — смущенно прошептал Гарри.
— Да… — жадно втягивая запах, полусдавленным голосом подтвердил Северус. — И колени в кровь расцарапаны. Сейчас исправим.
Гарри ощутил легкий толчок и оказался распростертым на матрасе, брюки и футболка испарились. От рук Северуса исходило легкое тепло, он водил руками в дюйме от его кожи, рвано дыша и то и дело умоляя его не смотреть. Очевидно, он творил какое-то незнакомое очищающее, от которого кровь приливала к коже. Оно легко прокатилось по груди, животу, разбитым коленям, пробралось под резинку трусов и приятно коснулось пальцев ног.
— Перевернись, — тяжело дыша, попросил Северус, и Гарри подчинился, подставив спину волшебным прикосновениям, от которых хотелось сладко вытягиваться всем телом. И когда Северус наконец-то несмело коснулся пальцами его голого плеча, Гарри застонал, перевернулся и потянулся к нему.
— Лежи смирно. Мазь еще не впиталась.
Гарри хотел было возразить, но тут пальцы поползли от подбородка ниже, по шее и груди. Это были те же знакомые робкие касания, словно Гарри никуда не исчезал из этой постели. Не те, что Северус выставлял напоказ, когда они играли в инкуба и хозяина, а точно такие, какие они делили только на двоих под цветным пологом, когда Гарри жадно набрасывался, стремясь потереться, зацеловать, прижаться крепче, сливая два тела в одно, а Северус осторожно поглаживал его, словно боялся потерять голову, сорваться в пропасть и причинить боль. Гарри помнил, как Северус опускал ресницы, пристально следя за постанывающим и выгибающимся от наслаждения Гарри. Он был готов поклясться, что стоит ему открыть глаза, и он увидит такой же внимательный, горящий страстью взгляд.
«Он боится! — вдруг осенило Гарри. — До чертиков боится меня коснуться. И боится, что я увижу его страх».
Малейшее движение — легкое постукивание пальца по напряженному соску, влажное скольжение губ к сгибу локтя, едва ощутимое колебание воздуха над обнаженным животом — всё отдавалось сладким туманом в голове, заставляло сердце сжиматься, переворачивало любые часы и календари. Северус медлил, целуя его шею, поглаживая плечи, перебирая пальцами волосы.
— Я же не стеклянный, — прошептал Гарри, — и не железный. Иди ко мне!
Его сердце билось так сильно, что казалось, кровать дрожала в такт этим ударам. Гарри на всякий случай вытер ладони о простыню, притянул голову Северуса, прихватил зубами нижнюю губу и резко обвил ногами его бедра.
— Не открывай, не открывай, — шептал тот как заклинание.
Гарри не в силах был сопротивляться. Как бы ему ни хотелось увидеть Северуса в этот момент, он только крепче сжал веки, чувствуя, как полунапряженный член прикоснулся к его животу.