— Ах! — всплеснула руками графиня. — Какая красота!
Графа больше заинтересовала моя добыча. Еще бы!
— А здесь записи по лекарственным травам, — показал свитки Снейп.
— Ух ты! — принц Ричард протянул было руки к Flos Duellatorum, но удержался и не стал хватать. Изабель и Энн больше заинтересовались потрясающими миниатюрами, иллюстрирующими жития святых.
— Сокровище! — проговорил отец Джон.
— Ой! — закричала Изабель. — Что это?!
Книги таяли в воздухе, исчезая прямо на глазах. Последними исчезли свитки, которые Снейп так и не выпустил из рук.
Кто-то визжал, остальные крестились. Леди Моффат упала в обморок, а я в полном ужасе смотрела на свои чистые руки. Исчезли даже пыль и грязь.
— Пресвятая Дева! — прошептала графиня, прикрывая рот рукой.
— Как же так?! — потрясенно простонал отец Джон.
— Нечистая сила! — крестились присутствующие. — Дьявольские козни!
А мне опять стало не по себе. Да что же это такое! То мальчики появляются и пропадают, то книги, как бы до остальных не добрались!
Об обеде все дружно забыли. Следствие выявило, что исчезла и книга, унесенная графом, и сундук, и все вытащенные и разложенные нами обрывки и огрызки. И вся пыль с грязью. В комнатке осталось только девственно чистое полотно, на котором мы все и выкладывали.
— Немедленно сжечь! — указал на тряпку отец Джон. — И одежду, на которой грязь из дьявольского сундука была, тоже!
Вот гадство! Как будто у меня этих платьев полны сундуки. Если это сожгут, то у меня только еще одно, которое мне мало. И пятно там во весь лиф.
Дальше началось религиозное безумие. Сначала была месса, потом обошли крестным ходом вокруг замка. Затем отец Джон торжественно спалил несчастную тряпку и нашу со Снейпом одежду. Все каялись и просили избавить нас от происков нечистого. Комнаты и вообще все помещения святили. Святой воды, ясное дело, на такую махину не хватало, так что отец Джон периодически возвращался в часовню и торжественно опускал большой крест в очередную бадью. От курений слезились глаза, першило в горле. И в довершение всего общественность лишили не только обеда, но и ужина. А нас со Снейпом еще и изолировали ото всех, как дольше других контактировавших с нехорошим сундуком и его содержимым. И не поспоришь.
Нам предстояло три дня просидеть на хлебе и воде, читая молитвы. Хорошо еще в казематы не засунули, ограничились той же комнаткой, где сундук появлялся. Странно, конечно, но что тут поделаешь, благо еще по соломенному матрасу выделили.
Кто там говорил про средневековую романтику? Убила бы!
Распорядок дня был такой: трижды в день мы присутствовали на мессе, стоя на коленях в углу, где был изображен Ад с чертями и грешниками, потом возвращались в комнатку, где нас ожидал кувшин с водой и несколько кусков хлеба. Оставшееся время надо было читать Розарий. Мамочки!
Розарий, именуемый так же четками, у меня был свой. Это единственное, что осталось Барбаре от ее матери. Черные и белые бусины из каких-то камушков и массивный серебряный крест. Я носила его под платьем. У Снейпа розарий был из дерева, более тяжелый и грубый. По идее, вести должен был он, но мы менялись, это все-таки тяжело.
Credo, трижды Ave Maria, Pater noster. И далее по кругу — десять раз Ave Maria, Gloria, Pater noster, Gloria. Еще десять раз Ave Maria. Молитвы, литания Пресвятой Деве. И все сначала. Отпить по глотку воды мы позволяли себе не часто. И филонить не получалось. Мы оба были уверены, что за дверью почти все время кто-то есть. Любопытство — страшная штука.
Монотонное повторение одних и тех же слов отключало сознание напрочь. Без четок мы бы давным-давно запутались. Ноги мучительно болели, затекали и мерзли. Утешало лишь то, что скоро это кончится, хотя до того «скоро» еще надо было дожить.
На ночь нас запирали. Тут бы и поговорить, но мозги очень вяло реагировали на окружающую действительность. Я только растирала ноги и пыталась согреться. Получалось плохо. Наконец, мне стало легче. Рядом застонал Снейп.
— Вам помочь? — спросила я.
— Вы же двинуться с места не можете, — тихо ответил он.
Я села на своем матрасе. Боль ушла, оставив лишь отголоски. Я чувствовала, что могу встать. Встала. Сделала пару шагов.
Свечу у нас забрали, но в узкие окна проникал лунный свет, и в помещении можно было ориентироваться.
— У вас что, ноги не болят? — недоверчиво спросил Снейп.
— Прошло, — тихо ответила я, — наверное, это тот Дар, о котором говорил черт. Могу лечить руками. Хотите, я вам колени разотру? Вдруг поможет?
— Вы там чертей поменьше поминайте, — напомнил Снейп, — мало ли. Но если сможете помочь…