— Так ему и надо, — сказала я.
— Согласен, — ухмыльнулся Рабастан.
— Мы сейчас немного поработаем над тем, чтобы слухи далеко не разошлись. Переключим внимание, — сказал Люциус, — Саймон посоветовал. Кстати, здесь колдуется лучше, чем в Англии. Местных отловить не очень получается, сама понимаешь, придется ждать конца переговоров и двинуть в Париж, но мне это не нравится.
— Это может быть опасным, — заметила я, — этот Фламель не тот, который прожил почти шестьсот лет, тут ему немного за сотню. И он плоть от плоти этого мира.
— Это-то понятно, — сказал Ксенофилиус, — но тебе придется договариваться с герцогом, чтобы он нас отпустил. А это будет непросто.
— Попробую, — вздохнула я.
Мы встали лагерем у Амьена. Переговоры шли вовсю, это и не скрывалось. Дикон был мрачнее тучи, но меня больше не трогали. Возможно, сработали установки и заклинания магов, а может просто на Дикона нашли другую управу. Очень может быть, что король не пользовался одной уловкой дважды. Или это действительно была инициатива Мортона, а Эдвард просто смотрел, что из этого получится, и не собирался доводить все до конца? Очередная проверка лояльности Ричарда? Да сколько уже можно!
Этим вечером он вернулся в палатку мрачнее обычного. Сел в кресло и замер. Он просто смотрел прямо перед собой, стиснув зубы. Все ясно.
Я опустилась на землю рядом и взяла его за руку. Он чуть сжал мою кисть. Какое-то время мы просто сидели и молчали. Снаружи начал доноситься шум.
— Король Франции приказал торговцам из Амьена поить наших солдат за свой счет, — каким-то безжизненным голосом проговорил Ричард, — чтобы отпраздновать перемирие. Война закончилась, Барбара.
— А это не может быть уловкой? — тихо спросила я. — Чтобы напасть на практически беззащитный лагерь?
— Нет, — он перевел взгляд на меня.
Я вздохнула.
— Пятнадцать тысяч фунтов сразу и десять тысяч в год, — сказал Дикон, — хорошие деньги?
— Это большие деньги, — ответила я.
— Король Франции богат, — криво усмехнулся он, — он может заплатить нам, чтобы мы убрались домой.
— Заключили мир? — спросила я.
— Да, — его губы дрогнули, — зачем возиться с нами, если можно заплатить? Король Франции воюет с Бургундией.
Я молча смотрела на него.
— Я не взял деньги, — горько и жестко сказал он, — Ричард Глостер не продается.
— Не продается, — подтвердила я.
— Ты понимаешь? — чуть нахмурился он.
— Да, — четко ответила я, — если бы ты взял эти деньги, это был бы не ты.
— Мой брат считает, что это глупый поступок, — заметил он.
— Нельзя идти против себя, — ответила я, — если жжет руки — не бери.
— Ты понимаешь, — кивнул он.
Я прекрасно понимала, что король не стал ввязываться в авантюру и предпочел взять деньги. Думаю, что и Дикон понимал, что с такими союзниками английскую армию здесь ничего хорошего не ждет. Скорее всего, его возмутила циничность сделки: нате вам деньги и не путайтесь под ногами.
— Я не взял денег и не принял подарки, — сказал он, — мне не нужны подачки.
— Ричард Глостер не продается, — повторила я.
Я встала, он не отпустил мою руку.
— Хочешь, я налью тебе вина? — спросила я.
Он притянул меня к себе. Я провела свободной рукой по его волосам. В его глазах была боль, боль и горечь.
Этот военный поход являлся авантюрой с самого начала, но это понимание сейчас было не важным. Тут не нужны умные мысли и анализ ситуации. Здесь и сейчас был только Дикон с его раненым самолюбием. Собственно, из-за этого я и отправилась в этот поход. Хотелось понять и поддержать, но теперь я поняла, что поехала бы с ним, даже если бы понятия не имела о том, что будет.
Мы так и остались, пока в палатке не начало темнеть. Он усадил меня себе на колени, а я перебирала его волосы. А вокруг гудел военный лагерь, где началась грандиозная пьянка.
Это продолжалось еще несколько дней. Жуткое зрелище на самом деле. А я наконец увидела вблизи герцога Бургундии, который примчался в лагерь через день. Ричард был прав, он мне не понравился. И дело не во внешности, а в детской растерянности и обиде. Он действительно считал, что король Англии должен угробить свою армию во Франции ради его интересов и амбиций? Но с союзниками так не обходятся. И почему его удивляет, что кто-то поступил так же, как и он сам? То есть, стал действовать в собственных интересах?