— Барбара, ты где? — ко мне направлялась Энн. — Мы уже собираемся домой.
— Конечно, миледи. Мы тут беседуем о том, какая мерзость и лживость часто скрывается за показным благочестием. Вы не представляете, какие бездны развращенности и порока открылись нашим глазам.
— В самом деле? — Энн подхватила меня под руку. — Ты ведь мне расскажешь, правда?
-С удовольствием. Это была очень поучительная беседа. Прошу меня извинить, леди!
— Дамы!
А вот и Дикон, отлично выбрал момент. Герцогиня Бэкингем только что не вибрировала. Ее глаза перебегали с одного участника беседы на другого. Все, уже сегодня вечером Вестминстер содрогнется. Еще и придумает, чего не было.
А Дикон еще и добил.
— Я забираю у вас моих дам, леди. Нам уже пора.
И предложил руку нам обеим — Энн справа, я слева. Так и хотелось сказать, ну, куда ты лезешь, тут и без тебя тесно.
— Доброй ночи! — попрощались мы и направились к выходу.
Теперь, если что, пытаться убить будут меня, а не Энн.
— Ты что там устроила? — спросил Дикон, когда мы вернулись в Байнардс Касл. — Я думал, что леди Стенли тебе горло перегрызет. Прямо там при всех. А жена Генри Стаффорда только что на месте не подпрыгивала. Она же записная сплетница и все передает королеве, своей сестре.
— Именно поэтому ей и пытались внушить мысль, что я полностью околдовала и тебя, и Энн, — ответила я, — а записная сплетница сама бы добавила деталей. Да таких, что и епископу Мортону не снились.
Леди Сесили поджала губы, а Энн испуганно охнула. Нарцисса, убирающая наши платья, покачала головой.
— Не понимаю этой вашей женской возни, — поморщился Дикон, — как будто в это кто-то поверит.
— Ты не понимаешь, а потому недооцениваешь, — сказала я, — но сплетни — страшная сила. Люди любят слушать и обсуждать гадости. Ты думаешь, что никто не поверит? Ошибаешься. И тебе придется оправдываться и доказывать, что все не так. А придумавший гадость вроде как и не при чем. Что ты будешь делать, если завтра какая-нибудь гадина скажет, что ты с вожделением смотрел на дочь своего брата? Или хочешь убить племянников? Те, кто тебя хорошо знает, не поверят. А если им скажут, что тебя околдовали?
— Сын, это серьезно, — леди Сесили даже прошлась по комнате, — ты действительно недооцениваешь тех, кто не может встать против тебя с мечом. Барбара, чем ты заставила ее молчать?
— Я сказала, что она довела до смерти своего сына, — ответила я, — тем, что противилась его постригу. И что такое поведение очень странно для женщины, настолько благочестивой, как она хочет всем показать. Ведь на самом деле, так оно и есть. Я даже упомянула, что он вполне мог получить кардинальскую шапку, если бы она не шла против его воли и воли Господа.
Леди Сесили кивнула.
— Разумный ход. Раз корчит из себя святошу, то должна была радоваться выбору сына, но там было что-то еще. Почему это Кэтрин Стаффорд стала рассматривать юбки леди Стенли? У нее там что, прореха?
— Я сказала, что у нее там влажное пятно, — ответила я, — и спросила, знает ли муж о ее желаниях?
— Так вот о каком пороке и разврате шла речь! — пробормотала Энн. — Барбара… я бы так не смогла.
— Мне не нравится, что ты так поступила, — нахмурился Дикон.
— Мне тоже не нравится, — согласилась я, — но нечего было меня шлюхой обзывать. Тоже мне, пример благочестия. Да любая шлюха из борделя в разы приличнее этой ханжи, потому что честнее. И чище. У леди Стенли грязная душа и дурные мысли, и не важно, сколько часов она простояла на молитве, и какие у нее от этого мозоли на коленях. Это только добавляет ей греха гордыни, потому что она считает, что теперь она выше других. Не в смысле происхождения, а в смысле морали.
Он не ответил. Ну и плевать…
Однако ночью он появился в моей комнате.
— Я понимаю, что ты обиделась, — повторил он, — но мне не нравится, что ты так поступила.
Я забралась под одеяло с головой и промолчала. Да если бы не все эти нормы этикета, эта швабра облезлая у меня бы в окно выскочила. Прямо через витраж. И бежала бы из города впереди собственного визга. Ни одна лошадь бы не догнала.
— Барбара, — меня потрясли за плечо.
— Однажды ко льву подлетела моль, — ответила я, — и сказала ему, что съест его.
Дикон сел на край кровати.
— Разве моль может съесть льва? — спросил он.
— Вот и лев посмеялся и лег спать, — сказала я, — проснулся, а гривы-то и нет. Так и со сплетнями и выдумками дурных женщин. И лев без гривы останется, и вепрю кости обглодают.
Он тяжело вздохнул.
— Между прочим, тут холодно, — сказал Дикон, — а кое-кто не пускает меня под одеяло.
— Ты хочешь, чтобы и мне стало холодно?