А что касается меня… Симпатичная, наверное. А что там будет потом — посмотрим. Волосы темные, как и глаза. Мою мать отец привез из Франции. Черты лица тонкие, носик аккуратный. Острый подбородок и высокие скулы. Губы капризные. Глаза большие с длинными ресницами. Много в бадье с водой не разглядишь, а зеркала у меня нет, дорого слишком. Рост средний, худенькая. Но опять-таки, этому телу десять лет. Все, как говорится, впереди.
— Мистрис Барбара, — строго сказала леди Моффат, — кажется, вы замечтались.
— Извините, — проговорила я, опуская глаза, — меня беспокоит моя вышивка. Может быть, я неправильно подобрала цвета? Как вы думаете? Этот лазоревый не слишком яркий?
— Дайте-ка взглянуть.
Я протянула пяльцы нашей наставнице.
— Цвет подходит, — важно кивнула леди, — но сами цветы мелковаты. Если вышить тут и тут точно такие же, но более крупные, то получится очень красиво.
— Большое спасибо, леди Моффат, — поблагодарила я, — я так и сделаю.
— Девочки, — напомнила наша наставница, — не забывайте, что сегодня мы принимаем важного гостя. Вам надлежит выглядить достойно и вести себя, как подобает леди. Думаю, что вам пора. Скоро вечерняя месса.
Удар колокола в замковой часовне подтвердил ее слова.
Замковая часовня великолепна. Даже не так — роскошна. Все должны видеть богатство и влияние Невиллов. Даже самый последний слуга сидит на скамье, украшенной тонкой резьбой. Конечно, скамеечки для преклонения колен полагаются только членам семьи, как и бархатные подушки, но роптать на подобное было бы глупостью.
В большом светлом помещении всегда тепло от огня множества свечей. Восковые свечи горят и в алтаре, и перед статуями, изображающими Христа и Деву Марию. Статую мадонны наряжают в нарядные платья графиня с дочерями. Сейчас на ней бархат. По обычным праздникам его сменяет атлас. На Рождество и Пасху — парча. Тяжелое золотое ожерелье с крупными изумрудами и высокая корона словно бы придавливали статую к низу. Даже ей приходилось терпеть бремя власти и богатства графа Уорика.
Все уже собрались. Гостя видно плохо, ему, как и хозяевам, поставили кресло с высокой спинкой. Лично я разглядела только то, что у него мягко вьющиеся каштановые волосы. Интересно… У меня мелькала мысль, что меня засунули в компьютерную игру, но тогда для визуализации, скорее всего, использовали бы кадры из фильмов. Сериал про Элизабет Вудвилл я не смотрела, судить об остальных героях не берусь, но Ричарда там точно играл брюнет. А других фильмов, где он показан ребенком и подростком, я не помню. Чаще всего Шекспира экранизируют. Хотя, хрен его знает, откуда создатели этого кошмара прототипы брали. Могли и кого-то реально похожего найти.
Скамья, на которой сижу я, наша гувернантка и мои подруги по несчастью (Джоан, Джейн и Элси), стоит прямо за сиденьями графини и ее дочерей. И спинки высокие, и головной убор графини обзор закрывает. Девчонки тоже пытаются рассмотреть принца. Гувернантка на них шипит. Кому-то из мальчишек уже прилетело по затылку от Шелтона. Любопытно же. Я рассматриваю стенную роспись, изображающую Крестный Путь и его этапы. В который раз пытаюсь вспомнить, в каком веке ввели эту замену реальному паломничеству. Святой Престол озаботился тем, что слишком многие гибли, путешествуя по Святым Местам, теряли здоровье, имущество, а то и моральный облик. Не зря же говорили — «ушла паломницей, вернулась проституткой». А так сплошной профит. Обошел церковь по периметру, читая нужные молитвы, и вроде как по Via Dolorosa прошел. И никуда переться не нужно. Отдельные историки потом с умным видом рассуждали, что, дескать, это все для неграмотной паствы делалось. Типа, комикс такой. Вообще-то, такое во всех католических храмах из моей бывшей реальности имелось. Часто это не роспись, а барельефы. И служба соответствующая есть.
Роспись, кстати, вполне приличная по качеству. Реалистичная. Есть на что посмотреть. Мне еще грешники в Аду нравятся, которые в углу изображены. Босх отдыхает. Интересно, у кого такая фантазия была? Хотя кое-что могли и с натуры рисовать.
Послышался звон колокольчика, все встали. А вот и отец Джон, местный священник.
— In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti.*
Голос у отца Джона низкий, красиво поставленный. Да и акустика в часовне отменная.
— Amen! — вместе со всеми выдыхаю я, осенив себя крестом.
Молитвенники лежат перед графом, графиней, их дочерями. Наверное, и у принца свой есть. У меня нет. Дорого. Но это неважно, при частом повторении нужные ответы запоминаются сами собой.
Мне нравятся эти службы. В привычной суете часовня выглядит островком спокойствия. Здесь никто не бегает, не шумит, все сосредоточены. Не знаю, молится ли кто-нибудь чисто механически. У многих лица становятся одухотворенными, чуточку отрешенными. Конечно, мне мало кого видно, да и вертеть головой неприлично, но, думается, что большинство здесь вполне искренни.