Выбрать главу

ружье из рук жены и подоспевшего сына. На полу

лежали осколки разбитого пулей глиняного кувшина, залитые его содержимым – молоком.

Гости молча прошмыгнули мимо разбушевавшегося не на шутку хозяина дома, опасливо глядя

по сторонам, быстро отвязали лошадей и дали деру.

– Слава богу, – сказал младший, вздыхая с облегчением, – успели унести ноги живыми. Ей-богу,

эти курахцы, я всегда говорил, ненормальные каки-

48

е-то. Расскажи кому – не поверит: всего-то хотели

засватать его дочь, а он в ружье. Нет, я больше в

Курах за невестой – никогда, брат. Так что, давай

ищи невесту где-нибудь в другом месте, но только

не в Курахе.

Сенокос

Гаджалим долго не мог прийти в себя от ярости,

когда какой-то сопляк бросил ему вызов и поставил условия. Коса Гаджалима скользила по траве

со свистом, и он после каждого взмаха шел на один

шаг вперед. Разбираясь со своими мыслями, куда

глубоко впутался сын Габиба, он то и дело останавливался, опираясь на косу и глядя на село.

– В чем дело, папа, ты устал? – спросил Хидир,

приблизившись к нему и сделав последний взмах.

– Не могу успокоиться, – прошипел Гаджалим,

мотнув головой. – Еще никто не позволил себе так

поступить со мной – прийти ко мне домой и сказать:

«Я украду твою дочь». – Хидир стоял с опущенной

головой, не желая нарушить разговор отца с самим

собой. – Ты хоть знаешь его, этого Джабраила?

– Да.

– И что ты можешь сказать о нем?

– Высокий парень с зелеными глазами…

– Подожди, подожди, – оборвал его отец. –

Меня не интересует цвет его глаз. Ты мне скажи,

что за семейство.

– Что он, что его отец – трудолюбивые, отзывчивые люди, – поведал Хидир, разжевывая длинный, свисшийся к подбородку стебель травы. –

Еще, Джабраил с характером – никому не даст себя

в обиду.

– Тогда, почему они такие бедные?

– Не знаю, папа, – признался Хидир. – Может,

они просто невезучие. Недавно у них сгорел сарай,

49

и им пришлось продать всю живность. К тому же,

папа, богатство в таких делах – не главное. Бедность может подкрасться в любой дом.

– Хватит, хватит, – Гаджалим гневно остановил

сына, подняв руку. – Уму-разуму меня учишь. Никто не сможет мне доказать, что бедность лучше,

чем богатство.

– Я не это имею в виду, папа, – Хидир продолжал отстаивать свою точку зрения. – В обществе

людей ценят не по количеству денег, а по их отношению к другим людям. Ну, например, возьмем

Рамазана Гасанова, директора школы, который

первым в селе получил высшее образование. Он, я

бы не сказал, что богатый, но смотри, каким уважением пользуется в селе…

– Он стал твоим учителем, сынок? – с возмущением произнес Гаджалим. – Ты несешь какую-то

галиматью. Речь идет о твоей сестре, о ее судьбе,

а ты мне решил лекцию по нравственности прочитать. Завтра не получится так, что твоя сестра придет к нам с опущенной головой, жалуясь на трудности, связанные с бедностью? И тогда этот Керим

из Ахты будет смеяться надо мной за непредусмотрительный шаг. Ты об этом не подумал. – По тону

голоса было видно, что Гаджалим примерял Джабраила в качестве зятя и искал ему место в своем

разбушевавшемся сердце.

– Я не знаю, – коротко ответил Хидир. – Этого

никто не может знать. Джабраил может добьется

большего, чем его отец. А решать, как поступить –

тебе, папа, как главе семьи.

– Ты я вижу не против, – Гаджалим наконец поставил вопрос ребром.

– Нет, – ответил его взрослый сын, полностью

отдавая себе отчет за судьбу сестры, зная хорошо

своего друга по имени Джабраил.

50

День свадьбы

Пержиан в день свадьбы в нарядном платье,

сшитом по линии талии с лифом, плотно облегающим фигуру и с нагрудником из дорогого бархата,

увешанным серебром, выглядела необычно красиво.

Отец стоял среди гостей в традиционной распашной черкеске белого цвета, изготовленной из

верблюжьей шерсти. Черкеска была надета поверх

бешмета с нагрудным разрезом. Отец в папахе выделялся среди всех высокой и строгой осанкой.