городу, который он полюбил.
– Я из Дагестана.
Художник мгновенно преобразился.
– У меня там есть сослуживец, – с воодушевлением сказал он. – Его зовут Магомед. Он живет в
Хунзахе. Вам бы увидеть, как он танцевал лезгинку в день Победы в поверженном Берлине. Стрелок был исключительный. Кстати, я его нарисовал
в папахе и черкеске, как он того хотел. Заберешь?
– Я из Кураха, – сказал Гаджи.
61
– А Хунзах далеко от Кураха?
– Да.
– Все равно, если увидишь его, передай привет
от дяди Толика. Если нет, то подаришь деду.
– Мой дед тоже воевал, – гордо сообщил Гаджи. –
Сделаю как скажете, дядя Толик.
– Да, ничего не поделаешь, – грустно вставил
художник, – все мое поколение – это дети войны. В
следующем году, когда приедешь, зайди ко мне – я
тебя срепетирую по русскому языку, если буду жив:
мне сейчас шестьдесят шесть лет, – сказал дядя Толик, художник из Одессы. – Я знаю: ты поступишь
и станешь хорошим инженером. – Художник протянул руку и маленькую картину Гаджи, который
встал смирно, чтобы обменяться рукопожатиями.
Вторая попытка
Через год Гаджи вновь приехал в Одессу с большой надеждой. Для художника в качестве подарка
от деда он привез несколько бутылок домашнего
вина, но его не оказалось на том месте на набережной. Гаджи с сожалением подумал о его словах «…
если буду жив».
Гаджи, как и в прошлом году, отличился по
физике и математике, получив пятерки, а предстоящий русский внушал сомнения и страх. Через
пять дней он со стесненным сердцем стоял в коридоре института перед вывеской результатов письменных работ по русскому языку. Он нашел свою
фамилию и обомлел: напротив его фамилии как в
прошлом году стояла двойка. Он стиснул зубы и
сжал кулаки. Прощай мечта, не быть мне инженером никогда. «Дед мой прозорливый – из меня ничего не получится», – заключил Гаджи.
За день до отъезда из Одессы он пришел в парк на
набережной и издали увидел силуэт, напоминающий
62
дядю Толика. Он остановился, раздумывая, стоит ли
опять жаловаться на свою судьбу герою войны. Но
его заметили, и дядя Толик тепло поздоровался.
– Ох, мой юный друг. С приездом тебя!
– Спасибо, – Гаджи старался скрыть душевные
переживания и улыбался. – Дед просил передать
вам «большое спасибо» за картину и передал вам
вино, но вас здесь не было. Ребята выпили.
– Спасибо и на этом, – произнес Толик, – я каждый год ложусь в больницу. Я здесь, – он указал на
левую ногу, – несу живую память о войне – пулю. В
госпитале меня лечили от более серьезного ранения,
а хирург на это махнул рукой, сказав «потом». А потом я привык и не хочу трогать. – Он улыбался. – Ты
лучше расскажи, как дела. Пустили тебя в село?
– Хорошо, – проговорил Гаджи. – Дед пустил,
но сказал, что я пустое место и из меня ничего не
получится.
– Опять провалился?
– Да, – посерьезнев, выдал Гаджи и отвел взгляд
в сторону моря.
Толик застыл, как будто это была его личная
неудача.
– Да, плохи дела, сынок, – он опустил голову. –
А куда ты поступал?
– В технологический институт.
Толик моргнул глазами и расправил плечи:
– А почему ты раньше не сказал об этом?
Гаджи пришел в замешательство.
– А что, это меняет дело?
– Конечно, это меняет дело, мой юный друг, –
уже с улыбкой и уверенностью произнес Толик, – там
ректором работает мой однополчанин, Николай Заруба. Ха-ха-ха. Наверное, что-то можно сделать.
Заручусь за тебя что ли. Вообще, поехали.
У Гаджи появился луч надежды. Через час он
сидел в кабинете ректора, с трепетом наблюдая,
как совершенно чужие люди решали его судьбу.
63
Ректор такого же возраста, что и Толик, еле
вмещался в кресло из-за больших размеров, кончик
галстука лежал на столе. Он вначале обрадовался
визиту однополчанина, но когда узнал о причине
визита, лицо изменилось.
– Толик, ты меня толкаешь на преступление, –
возмущался ректор. – Человек получил двойку на