– Да, он мой сын, – подтвердила она, – проходите домой, – она изменилась в лице, и ее карие глаза
забегали. – Сейчас позову.
Во дворе, который был аккуратно подметен,
бродили жирные куры и горделиво разгуливали
петухи; в углу на привязи мирно стояла черная породистая собака с безразличным выражением на
морде.
Спустя минуту к калитке приблизился Аюб –
тридцати пяти лет на вид, высокий. Большие круглые глаза и широкие сросшиеся на переносице
брови производили жалкое впечатление.
– Гьапур-дава, фици вува, – он со всеми за руку
поздоровался. – Может, пойдемте домой?
– Спасибо, – вежливо отказался Джамал. – Аюб,
нам нужен пастух, и хотели тебя спросить, сможешь ли нам помочь.
Он, словно в оцепенении, некоторое время не
сводил глаз с Джамала.
Это смутило Джамала, и он отвел взгляд.
– Да, – ответил Аюб после паузы, – если не кинете. А то есть такие села, куда лучше не соваться.
– Например? – Джамалу стало интересно.
124
– Ну, например, Тураг, Кандик, Кучтил…
– А что, они не платили?
– Платили, но не вовремя, – с достоинством
произнес Аюб. – Месяц прошел – и деньги на бочку. Вот так я работаю.
– Хорошо, мы согласны, – произнес Джамал,
и, глядя на пастуха, подумал: «Ну и характер же у
него», и намотал на ус выражение «деньги на бочку».
В Яраке Аюбу выделили дом и собрали деньги в качестве аванса. Он каждый день выходил из
дому на работу в одно и то же время с точностью
педанта – в половине седьмого, а стадо пригонял,
ориентируясь по закату солнца. Все было замечательно: яракцы были довольны и сожалели, что не
знали его раньше.
Больше всех радовался Сабир: из его жизни
ушла самая серьезная проблема его быта.
Он собрал в кучу все свое пастушеское обмундирование: сапоги резиновые с мехом, плащ-накидку от дождя, сумку, которой было много лет,
начавшую разрываться по швам, – и собрался облить бензином и поджечь. Он таким образом хотел
получить удовольствие в отместку за те дни, которые он посвятил животным.
Джамал, увидев неладное, подошел к соседу.
– Ты что собираешься делать?
Сабир оторвал взгляд от кучки вещей и ответил:
– Хочу попрощаться с утварью за ненадобностью. Она мне больше не понадобится.
Джамал засмеялся.
– Ты знаешь, – начал он, – по-моему, ты рано
это делаешь.
– Почему? – Сабир поднял одну бровь. – У тебя
есть что сказать?
Джамал с подозрительной улыбкой на лице искоса смотрел на соседа. Тот уже доставал спички
из кармана.
125
– Что-то этот Аюб мне не понравился с первого
взгляда, – заключил Джамал. – От него можно ожидать что угодно.
– Да ладно тебе, – не хотел Сабир с ним соглашаться. – Нормальный парень. Он уже почти двадцать дней исправно делает свое дело. – Он зажег
спичку.
– Может, пока не надо, – произнес Джамал. – Не
делай этого.
Сабир ничего не хотел слышать, хотя сомнения
Джамала вывели его из душевного равновесия. Он
бросил спичку на кучу, и все с хлопком вспыхнуло.
На календаре тридцатое июля. Полдень. Жарко
и душно. Аюб согнал стадо к роднику на пойло.
Животные, попив воды, шеренгой тянулись наверх,
лениво отмахивая хвостами оводов; тяжело дыша,
выпуская из ноздрей пар, преодолевали короткий
подъем к месту водопоя, где высокие ореховые и
грушевые деревья бросали прохладные тени. Буйволы, мыча, ложились в трясину возле родника.
Аюб выкриками увлеченно регулировал ответственный момент пойки: большие животные могли
пободать слабых или рогами могли нанести травмы друг другу.
Через несколько минут Аюб со вздохом опустился под раскидистую крону орехового дерева.
Потом он, подтянув к себе сумку, отработанным
движением левой руки откинул ее подол, доставая
хлеб, сыр и металлическую солдатскую флягу с холодной водой из родника. Пообедав, он прижал голову к стволу дерева и уснул мертвым сном вместе
со своим стадом.
Через некоторое время его сон неожиданно прервали вспышка молнии и раскаты грома – началась
гроза. Аюб быстро достал из сумки болоньевый плащ