– Хм, – задумалась Аканхта, – Аристос считал, что разумные от природы не равны. И посему ошибаются те, кто полагает, что лишь закон одних делает рабами, а других господами. Нет, раб по природе своей раб. По Аристосу, между ними разница, как между диким зверем и разумным. Рабы те, кто занят физическим трудом, и для них это наилучшее занятие. Они несамостоятельны, лишь в состоянии осуществлять чужой замысел. Они понимают разумное, но сами разумом не обладают, они – одушевленное имущество и орудие господина.
– Какой ужас… – прошептала Руфия.
– Хозяин раба – господин. Господин тот, кто может мыслить и предусматривать и тот, кому нужны орудия, чтобы реализовать свои планы, – добавила Аканхта. – По отношению к господину раб – его одушевленное орудие, более того, это как бы часть тела господина. Раб без господина существовать не может, во всяком случае, он не может существовать полноценно.
– Аристос даже утверждал, что рабу от природы рабом быть полезно, что они так устроены. Он говорил, что стремление раба к господину и господина к рабу так же естественно, как стремление мужчины к женщине и женщины к мужчине. Говорил, что в отношениях между рабом и господином имеет место не только взаимная польза, но также и взаимная дружба, – со смехом вставил свои пять медяков Александр, он уже изрядно напился. – Ну и в чем он не прав? Рабство ужасно только, если господин плохой. Вот мы с Юлием… Я хотел сказать, что есть существа, которые только и пригодны для рабства…
– Ой, ой, Секст! – ахнул Аврелий. – Куда это тебя понесло?
– А что? – нахмурился Александр. – Сейчас это воспринимается дико, но еще несколько сотен лет назад… Вы были такими же. Симды всегда…
Внезапно амулет на шее Александра выпустил волну энергии, которая проникла в его тело и душу, успокаивая разум.
– Ох, – неловко рассмеялся юноша, осознав, что говорит, – все это шутка, просто пьяный бред.
– Это было давно, – спокойно сказала Аканхта, – раньше странным считалось думать иначе. Но воззрения разумных меняются. Если вы помните, революция началась не с Табачного восстания, сначала она произошла в умах. Работы Андрея Швитского начали распространяться по всему миру, даже в малых городах читали их. А так как он уже стал известным ученым, имеющим авторитет, то к нему стали прислушиваться.
– Да, до появления Дьявола считалось, что в хорошем государстве свободные граждане не должны заниматься ни ремеслом, ни промыслом, ни земледелием, вообще каким-либо трудом, кроме войны, – кивнул Лей. – Будучи землевладельцами и рабовладельцами, живущими за счет труда рабов, они имели философский досуг, развивали свои добродетели, а также исполняли гражданские обязанности: служили в армии, судили в судах, предстояли богам в храмах.
– Вот я и говорю, что Дьявольская коммуна оказала, в конечном итоге, благотворное влияние на Империю, – сказал, наконец, Александр. – Хотя гелиосцы всегда считали кузнечное дело и артефакторику занятиями для свободных граждан.
– Если так размышлять, то ты прав. Коммуна показала, что куда выгоднее, продуктивнее, когда нет рабов, а работают свободные, – согласился Аврелий.
– Сейчас лишь эти восточные варвары сохраняют у себя рабство. Для них же было бы лучше стать частью нашей Империи, – кивнул Кассий.
– Варвары?! – возмутились одновременно Лей и Александр.
– Тут ты прав, – кивнула Валерия. – Мне не понять династию Лонг и Гелиосов, почему они до сих пор не отменили рабство?
– В отличие от нашей империи, – начала пояснять Аканхта, – Лонг почти полностью аграрный. Они обеспечивают весь мир хлопком, рисом, картофелем, пшеницей. Ткани наших одеяний производятся там. Используя труд рабов, крупные землевладельцы, коими являются кланы, получают огромный доход. Чего стоит продажа того же табака? Практики кланов не хотят работать на благо общества, весь труд на подневольных. А что касается гелиосцев, то у них рабов не так много в процентном соотношении, эпоха завоеваний закончилась, и поток рабов прекратился, как и у нас.
– Но ведь мы уже доказали, что рабский труд экономически неэффективен, – сказал Каска, поддерживая своего брата.
– Как говорят волжане: это еще бабушка надвое сказала, – высказался недовольный Александр. – Просто в Империи развиты создание пилюль и артефактов, выплавка стали и другие сложные вещи, которые действительно лучше делают свободные. В Солнечной республике этим также занимаются свободные, гелиосцы специализируется на кузнечном деле. Конечно, кузнецу лучше быть свободным, а остальное делают рабы. Если бы Империя продолжала расширяться, если бы поток новых рабов не переставал поступать, я уверен, что рабство не отменялось бы.
– Да, – согласилась с ним Аканхта, с интересом взглянув на Александра, – я тоже так думаю.
– Но мы ведь можем воспользоваться ситуацией у лонгцев, – улыбнулся Каска, – пропаганда уже сделала дело, на востоке многие понимают, что у нас лучше жить. Сейчас же надо материально поддержать восставших. К тому же, некоторые маленькие кланы выступили на их стороне. Что это, если не шанс?
– Не, не, не, – заявил в достаточно резкой манере Лей, – у нас своих дел хватает. Вы подумайте о морских тварях. Говорят, что Волжским островам с каждым годом все сложнее их сдерживать.
– Это да, – кивнул Аврелий, – хоть Империя и Конфедерация их спонсируют. Все равно периодически враги проникают на континент. Нам ведь тоже придется с ними сразиться рано или поздно.
– Это ведь общий враг. Идеальный объединяющий фактор. Почему мы не можем объединиться, забыть о вражде? Зачем все эти войны? Зачем мы воюем? – сказал разгорячившийся Ван Лей.
– «Мы воюем, чтобы жить в мире», – раздался приятный голос.
Студенты обернулись и увидели красивую девушку в белом платье. Александру она показалась знакомой, но он не мог вспомнить, где ее видел.
– Это та девушка, что была с Марком Друзом, – напомнил ему Асура.
«Точно!»
– Госпожа Юстина! Присаживайтесь, рады Вас видеть, – сказал Квинт.
Девушка обвела всех взглядом, присаживаясь рядом с Аканхтой.
– Интересное утверждение. Но можно ли применить это высказывание к захватническим войнам? – спросил Александр, и в голосе его сквозил холод.
– Конечно, – уверенно сказала Юстина, – это цитата из работы Серафима Рассекателя «О государстве». В ней он высказывал свои взгляды по политическим вопросам. Он считал, что вселенной нужен один властитель, только тогда наступит мир.
– Хм, да, он так считал, – почесал подбородок Александр, – полагал, что, когда существует много государств, они постоянно грызутся между собой, принося страдания простому народу. А если будет один властитель, то и войн не будет, а значит, будет тишь да гладь, да божья благодать. Не знаю, не знаю…
– Я понимаю, что всегда есть внутренние распри, но в целом я согласна с мыслью Рассекателя. Он поддерживал нашу Империю, ведь в первом императоре он увидел того, кто достоин этой власти, – спокойно произнесла Юстина.
– А я вот думаю, что одно государство сможет полностью контролировать граждан, насаждая выгодные элите порядки, ведь бежать будет некуда, – не согласился Лей.
– То есть Вы против объединения мира под началом Симдов? – холодным тоном спросила Юстина.
– Хо-хо, а ты против воли богов? Войны между империями не поощряются ими, – вступился за друга Александр.
– Ха-ха, – рассмеялся Лей, – раз Серафим был такой умный, то почему восстал?
Юстина вздохнула и обратила взор свой вдаль, словно вспоминая что-то:
– Можно ли это назвать восстанием? Он никогда не был гражданином империи. У него был особый статус. Даже император не мог приказывать ему. Рассекатель был не подчинённым, но другом императоров. Он помог возвыситься Юлию Минаксу. По одной из версий, он был недоволен религиозной политикой Божественного императора.
– Если рассматривать это под таким углом, то он не предатель, а просто враг империи. Но народ до сих пор любят его. Простой люд в каком-то смысле поклоняется ему, – вставил слово Аврелий.
– Он великий человек. Несмотря на то, что я патриот Империи, и лично выступила бы против Серафима Рассекателя, я не могу не уважать его и не восхищаться им, – на лице Юстины появилась улыбка.