Выбрать главу

– Отдохни и восстановись, – молвила девушка и кинула целебную пилюлю Александру, – я сама убью оставшихся.

– Сама, сама… – пробурчал юноша, но приняв пилюлю, обессиленно упал на землю.

Аканхта же махнув рукой, возвела над Александром каменный купол, защищая его, но тем самым закрывая ему обзор.

– Ой, ой, ой! – возмутился юноша.

Но сразу замолчал, почувствовав гул земли. Его подбросило вверх, от чего он стукнулся о купол.

– Ай, ай! Ты специально? – закричал Александр.

Через минуту купол рассыпался как песок, испачкав юношу.

– Ой, ой, ой! – выплёвывая песок, попавший в рот, Александр поднялся и замер, в изумлении вытаращив глаза.

Земля вокруг была покрыта трещинами и дырами. Складывалось ощущение, что здесь случилось землетрясение. Повсюду валялись десятки, если не сотни мертвых зверей.

– Сила земли поражает… – молвил Александр, с уважением взглянув на Аканхту.

– Да, – спокойно кивнула Аканхта, – жаль, что ты способен лишь тело развивать. Уверена, будь у тебя частица эссенции, ты был бы не слабее меня.

Сказала она это без издевки, искренне жалея о такой потере, посему и Александр не начал язвить, как изначально хотел сделать.

– Тебе нужно время для восстановления, – вздохнула Аканхта, – впрочем, мне тоже. Отдохнем, поедим и двинемся в путь. Ты спишь первым.

Александр кивнул и рухнул на землю, желая провалиться в сон. Патрицианка покачала головой и достала из кольца перину, передавая ее дерзкому плебею.

– Я понимаю, что у тебя нет кольца, но как-то можно было взять собой все необходимое, – произнесла она.

– Ой, ой, ой, – встрепенулся Александр, – какая мягкая штука.

Юноша был очень доволен. Хотя обычно он спал в подпространстве Рассекателя.

– Благодарю, Аканхта… – усталость давала о себе знать.

Александр улыбнулся и быстро заснул.

«Он хороший воин и человек неплохой, почему же Секст так ненавидит Марка Друза?» – размышляла Аканхта, вглядываясь в безмятежное лицо юноши.

***

Время шло, уже несколько дней Аканхта и Александр двигались к гробнице Демона. По пути им попадалась дикие звери, но не в таких количествах, как в тот день. Во время одного из привалов, поедая мясо, Александр обратил внимание на то, что Аканхта очень мало ест. Он удивился и заявил, что из всех добродетелей никогда не принимал умеренности. Александр сказал:

– Я всегда любил вкусно и обильно поесть, зачем себя ограничивать?

– Из умеренности рождается истинное удовольствие, – ответила Аканхта, – ведь если не обуздывать свои страсти, то они захватят тебя, и тебе будет все мало. Ты будешь нуждаться в большем и никогда не насытишься.

– Пф! – фыркнул Александр. – Тогда я просто буду до бесконечности удовлетворять свои страсти.

– Умеренность – главная добродетель, – покачала головой Аканхта. – А, по-твоему, Секст, какая главная добродетель?

– Что за внезапный приступ любомудрия? – усмехнулся Александр.

– Хочу понять, что ты за человек, – спокойно пояснила Аканхта, заглянув ему в глаза.

– Хм, – пожав плечами, юноша ответил, – рассудительность главная добродетель, она же благоразумие.

– Почему же?

– Только обладая рассудительностью можно понять, когда и как надо действовать. Представь ситуацию: ты мать троих детей, не патрицианка, а обычный плебей, купила на рынке еду, и возвращаешься домой. Видишь нищенку, которая просит поесть для себя и для своего сына. Ты не можешь пройти мимо, ведь ты такой хороший человек, – с насмешкой проговорил Александр, – и отдаешь им всю еду. Ты поступила хорошо, благородно, но не рассудительно. Ведь у тебя есть собственные дети, которые теперь будут голодными. Посему без рассудительности нельзя.

– Хороший ответ, – кивнула Аканхта. – Хочешь знать, какую добродетель я почитаю второй по важности?

– Нет, – рассмеялся Александр.

Аканхта пожала плечами и молча уставилась вдаль.

– Да шучу я, – улыбнулся юноша, – конечно, мне интересно.

– Главная добродетель – умеренность, после нее идет милосердие, она же любовь к ближнему, – спокойно молвила Аканхта.

Александр удивленно вытаращил глаза.

– Любовь к ближнему? – с издевкой проговорил он. – Ты где это вычитала, патрицианка? Что еще за любовь к ближнему? Один софист сказал: «Падающего толкни». Разве он не прав?

– И как ты это понимаешь?

– Дабы разумный рос, ему нужно преодолевать себя, свои слабости. Мы должны толкнуть его в еще большую бездну, чтобы он или погиб, или, став сильнее, выкарабкался! – раздраженно проговорил Александр. – Возьми меня, я ущербный, лишенный возможности поглощать духовную энергию, в мире практиков я отребье. Но я не сдался, я продолжал идти вперед, помогали ли мне? Конечно! Но без моей воли ничего не вышло бы.

– Ты противоречишь сам себе, Секст, – покачала головой Аканхта. – Ответь, справился бы ты сам, без милосердной помощи других?

– Может, и справился бы, – нахмурился Александр.

Он не хотел этого признавать, но без своего отца юноша не смог бы достичь нынешних высот. Филипп не бросил его, не отказался от бесполезного сына, искал подходящие травы и пилюли, потратил немало золота, чтобы укрепить его тело. Разве не любовь двигала им?

– Может ты и права, – вздохнул Александр. – Мой дед учил подобному… Моя мать пыталась воспитать меня в серафианстве. Мне ведь и самому нравится эта идея, но мир… он не подходит для жизни по этой заповеди.

– Мы должны изменить его так, чтобы он именно таким миром и стал.

– Разумные будут делать одно и то же, как ты не бейся, – покачал головой Александр.

– Почему ты так думаешь?

– Такова наша природа.

– Природа? Что такое природа? Кто определил, что естественно, а что нет? – Аканхта слегка улыбнулась. – Разве в первые века существования мы не жили сообща, не помогали друг другу во всем? У нас не было ни богатых, ни бедных, все было общее. Любовь к ближнему, взаимовыручка, солидарность, только так разумные могли выжить. Это было естественно для них.

– Хм, – улыбнулся Александр, – кто-то читал дьявольские книги, и где только нашла? Хотя, чего это я спрашиваю? Ты ведь патриций, что угодно можешь достать.

– Я не могу отрицать наличие здравых идей даже у них, – пожав плечами, сказала Аканхта. – В моей семье всегда учили, что надо помогать другим. Только так, сохраняя единство и помогая друг другу, мы сможем выжить и противостоять другим силам этого мира. Наша семья благородна. А благородный, в отличие от низкого, знающего только выгоду, имеет представление о долге. Долг велит мне помогать тем, кто в этом нуждается. В этом мире много злодеев, но это не повод бросить все и стать таким же. Каждый вечер мы должны спрашивать себя: сделала ли я что-то полезное, что-то хорошее? Мы должны помогать не ради наград, не ради благодарности, и, конечно, не для того, чтобы потешить свое самолюбие. Мы должны помогать только потому, что так велит наш долг. Долг любого разумного существа. Нет разницы между человеком, зверем, богом, демоном или исполином. Все мы должны жить одинаково правильно. Всегда относиться к другим и к себе, как к цели, и никогда, как к средству.

– Мой дед учил подобному… Но я… я боюсь добрых разумных, точнее тех, кто кажется такими. Никогда не знаешь, маска ли это, или все понастоящему. Надеюсь, ты не будешь обижаться.

– Я понимаю. В мире хватает лицемеров и подхалимов, которые бросят тебя в трудную минуту. Но все равно, надо жить по совести.

– Совести? – поморщился Александр. – Совесть штука изменчивая, сегодня велит одно, завтра другое. Совесть можно переубедить, заглушить, даже убить. Полагаться на совесть… не самый лучший способ жить правильно.

– Секст, да ты софист! – улыбнулась Аканхта. – Под совестью я подразумевала как раз голос долга. Просто так привычнее говорить, но ты к словам прицепился.

– Мне просто нравится спорить, – пожал плечами, усмехаясь, Александр.

– Я уже поняла.

Аканхта сняла еще одну порцию мяса с огня, половину отдала Александру, другую взяла себе. Усевшись рядом, она начала аккуратно есть. Александр же набросился на еду, как голодающий несколько недель.