В конце концов, он честен. А это о многом говорит. Я хотела платье и фату – я их получила. Это для него ничего не значит. А для меня – очень даже «чего». Хотя бы голову подругам в институте поморочу. Куплю какое-нибудь колечко простенькое.
Эти мысли не дали мне раскиснуть. И платье я надела, и фату.
Здесь зеркало в мой рост. Он угадал. Удивительно. Наверное, я бы сама лучше не выбрала. Не хватало туфель. Белые надо. Несмотря ни на что, я буду сногсшибательной невестой! А на остальное – плевать. Переживу как-нибудь и этот брак, и Крокодила с его деньгами.
Я обернулась на вздох. Он стоял в дверном проёме и разглядывал меня.
– Ты такая красивая, Лиль, – сказал Крокодил, и я мысленно потянулась за чем-нибудь увесистым. Кажется, у него тут где-то энциклопедия какая-то валялась.
Ну вот зачем, зачем он делает это? То в ледяную прорубь башкой макает, то нестерпимым жаром обдаёт?!
10. Свадьба
– Туфли, – щёлкнул он пальцами, глядя на мои босые ступни.
Пол неожиданно холодный, поэтому я переминаюсь, пальцы поджимаю, а он смотрит на ноги так, что щёки вспыхивают. Словно я не в платье по колено стою, а голая, без трусов даже.
– Но уже завтра, ладно? И кольца заодно.
Крокодил делает ко мне шаг, будто хочет смять всю эту нежно-воздушную красоту. Но я уже знаю вкус его поцелуя: вначале божественно, а потом горчит. Да и платье – только моё, нечего всяким земноводным инопланетянам его лапать своими загребущими руками.
Я отскочила в сторону и руки вытянула. Можно подумать, его бы это остановило, если бы он по-настоящему захотел со мной пообжиматься.
– Нет! – взвизгнула я.
– Ну-ну, не бойся, – примирительно улыбнулся Кроко. И глаза его синие бесстыжие добрые-добрые, как у кота, что нажрался и греется на солнце.
Что-то у него сегодня перебор с нежностями ко мне. Как плотину прорвало. Распирает его неимоверно. Во всех местах, видимо.
– Вон! – повелительно указала я пальцем (да-да, некультурно, знаю!) на выход. И Крокодил попятился. Вышел задом, продолжая пялиться на меня восхищённо. Не зубастый аллигатор, а мишка плюшевый.
– Поехали в ресторан, что ли, – сказал он мне, когда я переоделась и отправилась на кухню. Время уже ого-го, а я только утром кофе выпила да пирожок в институте с чаем слопала.
– Ты наследство авансом получил? – съязвила я и попыталась в холодильник залезть.
– Соглашайся. Тебе понравится, – и пальцами кудряшку мою – дзынь! У него это ритуал. Он без конца меня так дразнит, как мальчик в детском саду, честное слово.
– Не хочу, – дёрнула я решительно дверцу холодильника на себя, а сама в уме наряды перебирала. У меня много красивых платьев. И туфельки есть, почти новые. Он же сюда весь гардероб мой перетянул – есть из чего выбрать.
– Тогда это похищение, – вздохнул он и, забрав из моих рук мороженые стейки, захлопнул холодильник. – Я хочу. И этого вполне достаточно. Включи рацио, Лиль. Через полчаса мы, красивые, будем сидеть за столиком, и возле нас будет виться официант. А тут тебе придётся час возиться – минимум.
Он тактично промолчал, что еда моя – так себе. То ещё испытание. Ну, не то чтобы совсем отрава, но я и кухня пока что вещи не совсем совместимые. У Крокодила гораздо вкуснее получалось и на вид презентабельнее. Я же умудрялась даже яичницу испортить.
К слову, Крокодил был весьма тактичен: никогда не бурчал и не жаловался, молча съедал всё, что криво выходило из моих рук, а изредка готовил сам или привозил что-нибудь вкусненькое из тех же ресторанов.
– Это насилие, – всё же попыталась брыкнуться я.
– Именно так. Попробую хоть раз побыть насильником. Очень новая для меня роль. А перспектив сколько – у-у-у…
Он оттеснил меня от двухметрового белого друга и очень культурно пожаловался:
– Переодевайся, Лиль. Жрать очень хочется.
И я сдалась.
Ресторанчик был небольшим и уютным. Как оказалось, нас ждали.
– Север, – полез обниматься пухленький коротыш с розовыми щёчками.
Весь такой мягонький, он походил на пупса. С Крокодилом они смотрелись эпично, а объятия их крепкие и вовсе слезу вышибали: Гене пришлось согнуться. Он бы легко мог Пупсика от земли оторвать, но делать, конечно же, этого не стал.
– Хром, – хлопал он товарища по плечам и рассматривал со всех сторон. – А ты похорошел, похорошел.
– Семейная спокойная жизнь, – развёл Пупс руками и проникновенно посмотрел на меня.
У него тоже глаза ясные, голубые. А губки пухлые, как у гипсовых купидончиков. У мамы были такие – она почему-то берегла их. Они всегда стояли на тумбочке в её комнате. Два пухлых губастеньких купидончика…