Как‐то раз, когда ей было некогда подниматься к Иву и она не хотела “секса в спешке, за пять минут”, он сам спустился и сел к ней в машину. Она предложила выпить по чашке кофе в ближайшем кафе. Но сначала вынула карминовую помаду, намазала нижнюю губу, сжала губы, чтобы распределить помаду, посмотрела на результат в зеркале заднего вида. А потом спросила Ива: – Хочешь, я и глаза накрашу?
Он ответил, что все превосходно, а она добавила:
– Роми Шнайдер красилась, когда муж приглашал ее куда‐нибудь пойти, даже если в ресторанчик у них внизу.
Зеркала – очень важная вещь. У Ива их три: одно, большое, на камине в гостиной, второе, маленькое, в ванной над раковиной и третье, последнее, во весь рост, на створке платяного шкафа в спальне. Перед уходом Анна смотрится во все три, и у каждого своя роль. Сначала в ванной подробно рассматривает все по частям, потом в спальне выверяет силуэт и, наконец, в гостиной переходит к генеральной инспекции.
Ив задумывается, не разлучит ли их когда‐нибудь ее кокетство. Впрочем, отец Анны прав: мы любим за несовершенство. Ив это знает по опыту: у него дома есть настенный светильник, который он когда‐то заказал знакомому скульптору. Сначала, получив заказ, он был разочарован. Не то чтобы светильник ему не понравился, но он ожидал другого. Однако сегодня он полюбил эту вещь. Она не встроилась в стену, а всегда выделяется как что‐то особенное. Вот и женщина не должна сливаться с фоном. Хотя Анна – что угодно, только не настенное украшение.
Анна колеблется, какое платье взять: розовое с зеленым, короткое, в ярком стиле Куррежа семидесятых годов или серое с красным, подлиннее и более солидное. Рядом с ней ту же дилемму решает белокурая женщина.
– Оно очень красивое, – говорит Анна, примерив короткое платье, – но я не смогу надевать его на работу, никогда не рискну появиться в нем на людях.
– Тогда его беру я! – довольно смеется Луиза. – Буду носить его в суде под длинной черной мантией.
Анна и Ив
Иногда, когда Стан остается на ночное дежурство в больнице, Ив заходит к Анне на улицу Эразма, дождавшись, пока она уложит детей. Она готовит ужин на двоих, и весь вечер они сидят обнявшись. Только Анна все время боится, вдруг проснется Карл и застанет их вот так.
Однажды Анна повела Ива в супружескую спальню, достала из шкафа три пыльных обувных коробки и отнесла их на кухню. В них сотни фотографий. Анна давным-давно не открывала коробки. А теперь развернула перед Ивом – и для Ива – всю свою жизнь.
Вот малышка в комбинезончике – Ив ее узнает, – хорошенько оттолкнувшись, взлетает на качелях в голубое небо, а вот совсем юная девочка-подросток танцует с любимым отцом. На этом снимке она в белом платье, сидит в лодке на каком‐то пруду в английском парке. Очень похоже на фотографии двадцатых годов. Ив узнает мужчину на веслах. Он тоже писатель. – Это не Гюг Леже с тобой в лодке? – Да, это он. Ты его знаешь?
– Немножко. Мне очень нравятся его книги, и у нас с ним один издатель.
– Мы были вместе целый год. И остались друзьями. Хочешь, я приглашу его на ужин?
Она роется в коробках, достает свои свадебные фотографии, рассматривает, объясняет, где кто. Анна, думает Ив, делает вместе с ним перечень всего, что готовится потерять. Как будто просит его подобрать слова, чтобы у нее хватило духу отказаться от того, что запечатлено на каждом снимке. Смотри, вот мое счастье, мой муж, мои дети, мой дом, мои родители, смотри! Все разложено тут, на кухонном столе, годы жизни в выцветающих красках, я отдаю их тебе, бросаю все ради тебя, любимый. Но что же, скажи, предлагаешь мне ты?
Анна боится, что “никогда не решится”. Чтобы уговорить себя, вспоминает о Джейн Биркин, Роми Шнайдер, других женщинах, по большей части актрисах, у которых в жизни было много значимых мужчин; “много жизней”, говорит Анна, как будто каждый мужчина считается за целую жизнь. Она ищет примеры, образцы, которые убедили бы ее в том, что и она имеет право. Поскольку это в порядке вещей.
Однако она сомневается. Однажды вечером, сидя в машине, говорит:
– Как я хотела бы решиться. И решусь. Хотя пока не знаю ни как, ни когда.
– Ты сама‐то себя слышишь? – смеется Ив. – Ты сказала: “никак, никогда”.