– Можно. И можно, если хочешь, поставить мужской голос.
“Через пятьсот метров сверните на шоссе D347”.
– Вот бы изобрели навигатор по жизни, – смеется Луиза и произносит механическим, без выражения, слегка гнусавым голосом: – Через неделю заведите любовника. Через день заведите любовника. Сверните налево, к Тома Ле Галю. Через месяц уходите от мужа. Через неделю уходите от мужа.
– Уходите от мужа сейчас, – шутит Тома.
“Теперь сверните налево”, – говорит навигатор.
– Вот видишь! – говорит Луиза. – Когда ты последний раз видел отца?
Она откладывает карту.
– Восемь месяцев назад, когда ему исполнилось восемьдесят лет. До того я не встречался с ним лет этак пятнадцать. Но тут захотел, чтобы мои дочки хотя бы раз пообщались с “настоящим” дедом. Чтобы он не остался для них каким‐то предком-призраком, не превратился в семейную тайну. Сами они не хотели, мне пришлось долго и упорно объяснять, настаивать на своем. В конце концов, чтобы убедить их, я сказал, что если дед умрет завтра, а они так его и не увидят, то потом будут всю жизнь жалеть.
“Через один километр, на площади с круговым движением второй поворот направо”.
– Заткнись ты! В общем, девочки согласились. Праздновали в банкетном зале большого ресторана у Порт-Майо, в какой я бы никогда не пошел по своей воле. Было довольно весело, хотя я чувствовал себя слегка неловко. Алисе и Эстер дед понравился, а еще больше – двоюродные брат с сестрой.
– Дети твоей сестры?
– Единокровной. Орель и Жюст.
– Жюст?
– Да, такое странное имечко. Я бы хотел, чтобы дочери приехали на похороны, но вызывать их из Глазго слишком сложно.
Луиза показывает пальцем на указатель “Ла-Рош-сюр-Йон, 15 км”.
Тома кивает.
– Я забронировал номер в приятной гостинице в Ла-Рошели, в старом городе, с видом на море. Поедем туда сразу после похорон. Хорошо?
– Отлично. У меня есть отмазка. Я сказала, что мне надо навестить одну клиентку, которая отбывает большой срок в Сен-Мартен‐де-Ре, проверить условия содержания. И это почти правда. – Как тебя представить? Луиза Блюм? Просто Луиза? Или “моя спутница”? – Луиза, по‐моему, лучше всего. Спутница тоже пойдет, я же приехала с тобой. К тому же я в черном, как положено. – Это платье тебе очень идет. – Это костюм, темнота!
“Второй поворот направо, на шоссе 347”, – велит навигатор. – Вот смотри… – Луиза вздергивает юбку. На голой ляжке показывается красное кружево с серыми узорами. – Я надела самое сексуальное белье. Купила его, честно говоря, специально для… для такого случая. – Чудесно, милая. Я скажу это отцу, как только увижу его в гробу.
Тома скользит пальцами по ее коленям, по бедрам, пробирается выше, ноги Луизы чуть раздвигаются, пропуская его руку. Тома замирает, машина замедляет ход. – Хорошо, что я взял автомат.
“Сверните направо”, – напутствует навигатор.
Тома следует его указаниям более или менее точно. Его рука проскользнула под шелк, касается податливого лобка. – Люблю тебя, – шепчет Луиза.
Пальцы сбиваются с курса, Тома тоже.
“Развернитесь при первой возможности”, – безучастно советует навигатор.
Анна и Ив
Уже ноябрь, но осень на юге Европы запаздывает. Французский институт во Флоренции пригласил Ива на презентацию его первой переведенной на итальянский книги. Он взял с собой Анну на все выходные. У них светлый номер с балконом, выходящим на Арно. Глядя с балкона на реку, Анна вдруг оборачивается:
– Пожалуйста, давай съездим в Ареццо. Мне так хочется увидеть одну фреску Пьеро делла Франческо. На ней беременная Мария, невозмутимо-торжественная, стоит во весь рост, по‐византийски. Одна рука лежит на животе, другая – на бедре. Потрясающие краски, тонкие очертания. Она появляется в фильме Тарковского “Ностальгия”. Помнишь, поэт и молодая белокурая переводчица едут в старом “фольксвагене”. Хлещет дождь, темное небо, извилистая дорога, и на вершине холма, среди кипарисов, стоит часовня.
Фильм Ив, кажется, видел, но эпизода такого не припоминает.
– Когда они подъезжают, там идет служба – какой‐то праздник, связанный со Святой Девой, – продолжает Анна. – Девушка входит, а поэт остается в дверях. Романская церковь с дырявой крышей, сквозь которую видно грозовое небо. Струи воды попадают на каменные плиты, но фреска укрыта от дождя в нише, сотни свечей освещают ее. Ну, помнишь?
Ив пытается вспомнить. Ареццо – это на юго-востоке Тосканы, рядом с Умбрией, довольно далеко, и он берет машину напрокат.
Анна купила путеводитель по Тоскане и ищет в нем эту церковь и эту фреску. Безуспешно.
Ив тоже занялся поисками. И через час все выясняет. – У меня плохие новости, Анна. – Церковь закрыта? – Нет, не в этом дело. Твоя церковь с дырявой крышей не в Ареццо и не рядом. – Что? – Да-да. Это цистерцианский монастырь Сан-Гальгано под Сиеной. Он такой романтичный, что его снимали в нескольких фильмах, например в “Английском пациенте”. – А это далеко отсюда? – На юго-востоке от Сиены, в полутора часах езды. Но главное, фреску из фильма Тарковского ты там не увидишь. – Почему? – Потому что беременная Мария, которую он снимал, это “Мадонна дель Парто”. Ее можно увидеть в Музее Монтерки недалеко от Ареццо. Но Тарковский в “Ностальгии” снимал не оригинал, а лучше сохранившуюся копию этой фрески, которая находится еще в другом месте, в романской церкви в Сан-Пьетро, в Тоскане. – Понятно. Все ненастоящее. – Просто Тарковский совместил в этой сцене разные вещи. Это же кино.