Выбрать главу

Ты кидаешь одну лопату земли за другой, а сам думаешь о том, что вдруг твоя собака всё ещё жива… Эта мысль не даёт тебе покоя, пусть ты и пытался прощупать её пульс ещё дома, когда засовывал в мешок. Пульса не было, но вдруг он появится сейчас, когда ты бросаешь ещё одну лопату глинистой земли поверх мешка?

Говорят, Гоголь очень боялся быть похороненным заживо. У него изредка случались приступы летаргии, и он переживал, что однажды очередной подобный приступ спутают со смертью, и его похоронят. Писатель всё же был похоронен на Украине, но затем было принято решение перезахоронить его в Москве. Когда вскрывали гроб, то обнаружили, что его крышка сильно исцарапана изнутри, а сам Гоголь лежит на боку…

Если б в те далёкие времена существовала сотовая связь, то в гроб Гоголю можно было положить мобильник. Тогда он однажды посреди ночи позвонил бы Пушкину и сказал: «Саша, отройте меня, s'il vous plait… Ici est si solitaire».

Но собаке в мешке мобильник без надобности. Иная ситуация.

Поддеваешь лопатой кучку глинистой земли и бросаешь её в яму с джутовым мешком.

Когда гудронная лужа втянула телёнка в себя по самую морду, животное замычало. Замычало пронзительно и с отчаянием. Один единственный раз. Всего один раз.

Телёнок просто понял, что ещё несколько мгновений, и он умрёт. И ни хера уже не сделать. Потому он просто отчаянно замычал…

И если ты считаешь, что животные не чувствуют смерти, то круто заблуждаешься.

Жива Эрна или уже нет – вопрос без ответа. Лучше об этом просто не думать. Забыть и не думать. Так будет проще.

Кидаешь лопатой ещё одну порцию земли и замечаешь, что из твоего левого глаза по щеке сбегает капелька.

Слезинка?

Капелька пота?

Херня. Не важно… Так или эдак, а всё равно солёная.

Просто кидай дальше. Кидай и ни о чём не думай…

* * *

Человек – страшное существо.

Невзирая на всю этическую надстройку, культуру и религию, это всё же самое жестокое порождение нашего мира.

Тебе на протяжении всей жизни «втирают» про доброту и милосердие, про статьи Административного и Уголовного кодексов, но ты всё же продолжаешь оставаться Человеком.

На рынках некоторых восточных стран в поисках стоящей пушнины ты можешь подойти к клетке с ондатрой и ткнуть в неё пальцем. Покорный продавец тут же кинется исполнять твоё пожелание.

Прямо у тебя на глазах он извлечёт животное из клетки, ухватит его поудобнее и несколько раз с силой пизданёт палкой по маленькой пушистой головке.

Пока зверёк оглушен, продавец вынет топорик и несколькими выверенными ударами отрубит ему все четыре ступни. Затем продавец, ловко орудуя маленьким ножом, примется аккуратно надрезать кожу животного, плавно стягивая её с ещё живого тела.

Зверёк ещё жив – он лежит и дышит, но без кожного покрова, одним большим лоскутом сдёрнутого с горячего тела, он проживёт недолго.

Пока продавец пересчитывает твои деньги, ты стоишь и смотришь на то, что всего пять минут назад было полноценной живой ондатрой – на комок кровоточащих красных мышц и белых сухожилий, который начинает ворочаться.

Комок мышц и сухожилий приходит в себя.

Этот тяжёлый хрип на фоне базарной толкотни ты забудешь ещё не скоро. Приходя в сознание, комок кровоточащих мышц и сухожилий принимается тихо и медленно верещать…

Почему этот узкоглазый продавец сразу не убивает беспомощное животное?

Да хрен его знает…

Просто лень, наверное… Зачем убивать животное, если оно уже оглушено и не сопротивляется попыткам снять с него шкуру?

Нецелесообразно, так сказать.

В общем, Маяковский тут совсем отдыхает.

Как отдыхает и всё человечество. Это ведь Мы такие жестокие. Нам бояться нечего. Мы можем расслабиться. А вот весь мир пусть напряжётся.

Когда два года назад ранней весной тебе довелось поскользнуться и очутиться в травматологическом пункте на Сапёров, 14 с переломом руки, то тебе довелось также стать свидетелем ещё одного проявления человеческих шалостей.

Пока ты среди ночи сидел в коридоре у кабинета травматолога, ощущая неприятную пульсацию в районе лучевидного отростка локтевой кости правой руки, две санитарки вкатили в коридор кушетку, дребезжащую старыми колёсиками. На кушетке лежал парень с кровоподтёками на лице, и лежал он на животе. Он тихо постанывал и, кажется, даже несколько раз произнёс исполненное боли «мамочка». Парень стонал так тихо и устало, что ты невольно подумал, будто ему отрубили какую-то конечность. Но ты ошибся.

Две маленькие санитарки в бирюзовой униформе катили кушетку через весь коридор, и ты даже издали заметил нечто странное, выпадающее из нормальной визуальной концепции человека, лежащего на животе.