Выбрать главу

  - Я запретил так меня называть!

   Иннин расплакалась от ужаса - родной и любимый человек за доли секунды превратился в бездушного злобного тирана! Всё, что угодно, но только не эти чужие разъяренные глаза!

  - Пожалуйста! - закричала она в отчаянии, поймав его руку и прижавшись к ней губами.- Не лишайте меня своей любви! Вы - всё, что у меня осталось в этом мире!

   И в доли секунды Инн оказалась в объятиях Кавендиша. Он прижал её к себе, горячо обжигая лоб дыханием.

  - Так не мучь же меня, маленькая французская кокетка!

  Бедняжка не могла поверить собственным глазам - этот распаленный страстью мужчина не мог быть её выдержанным и педантичным и, что уж говорить, занудливо скучным дядей. Как будто злой волшебник вдруг надел на него маску чужого, страшного в своих необузданных желаниях человека.

   Губы Кавендиша начали жадное блуждание по её лицу, настойчиво стремясь к губам растерянной и ошеломленной девушки.

  - Любимая, сжалься надо мной. Я не смогу пережить твоего отказа!

  Она едва увернулась от его поцелуя, и, к счастью, джентльмен не стал настаивать. Тяжело дыша, он отстранился и, нервно улыбнувшись, пробормотал:

  - До завтра, ангел мой! Подумай хорошенько, о чём я тебе сказал!

  Дядюшка вышел из комнаты, и только теперь до Инн дошло, что такое настоящее несчастье.

  Обрушившаяся на неё беда не могла даже сравниться со вчерашними неприятностями. И что такое свадьба Тома и Лили? Давно ожидаемое грустное событие - она всегда знала, что им не быть вместе. Но наряду с разбитым сердцем у неё оставался уютный кров над головой, любовь и забота дядюшки!

  Иннин стало страшно - то, что казалось твердым и незыблемым ещё сегодня утром разлетелось, как хрупкое стекло. Кавендиш - защитник и второй отец, благоговейно почитаемый и любимый, вдруг превратился в необузданного страшного мужчину! А это его жуткое требование вероотступничества?! Она никогда не предаст веры предков, даже если придется умереть мученической смертью!

  Инн в панике ощущала себя, загнанным в ловушку зверьком. Хоть как сопротивляйся - выхода нет! Но и как заставить себя принять столь дикое и противоестественное предложение?

  Юная француженка с детства была воспитана отцом Оноре в полном подчинении воле отца. И если бы Джордж Кавендиш предложил ей в мужья даже древнего и мерзкого старца, то со слезами и смирением покорилась бы родительской власти, которая не что иное, как выражение воли самого Господа. Но это жуткое, греховное по сути, решение!

  Сжавшаяся в комок Инн сглотнула, поднимающуюся откуда-то изнутри мерзкую тошноту. Она не сможет, просто не сможет позволить дядюшке то, что когда-то давно позволила Тейлору. Это невозможно! Но что же делать? Как быть?

  Голова раскалывалась, виски ломило - как же девушка сейчас сожалела, что пересекла пролив! Пусть нищета и убогость родного дома, но не было бы страшного выбора между любовью и ненавистью самого дорогого человека на свете.

   Доведенная до отчаяния Иннин опустилась на колени перед статуэткой мадонны, но не смогла углубиться в знакомые слова молитвы. Перед внутренним взором сразу же встали родные и любимые лица, оставленных в Бельгии людей. И она расплакалась от тоски, вспомнив мудрого и доброго отца Оноре, читающего по вечерам Библию, вкусные хрустящие рогалики Жервезы, запах утреннего кофе и чистенькие занавески своей девичьей спаленки с деревянным распятием в изголовье. Желание попасть в невинный мир детства стало непреодолимым, и она, лихорадочно встрепенувшись, подскочила на месте.

   Так в чём же дело? Она ведь может вернуться назад в Бельгию, домой!

   Пусть это будет чёрной неблагодарностью по отношению к дядюшке, но всё же лучше, чем принять его руку и сердце, зная, что никогда не сможешь ему стать хорошей подругой и любящей женой. Кавендиш достоин самой лучшей женщины на земле, а не своей глупой племянницы.

  Инн крепко задумалась, обдумывая эту идею. Прежде всего, ей нужны были деньги!

  Лихорадочно перерыв свои шкатулки и ридикюль, она уныло высыпала на стол несколько фунтов, оставшихся от щедрого подарка Кавендиша к свадьбе Лили после прогулки по модным магазинам. Этого было явно мало, чтобы пересечь пролив и добраться до Брюсселя.

  Девушка судорожно потерла виски - что же делать с этим, казалось бы, непреодолимым препятствием? Но идея решить свои проблемы именно таким способом, нравилась ей всё больше и больше.

  Лили! Самоуверенная и отважная кузина в этот раз должна была её понять, как никто другой. Можно представить, какое возмущение вызовут у той подобные матримониальные планы отца. А у Лили, наверняка, найдутся деньги для поездки в Бельгию - все говорят, что она богата.

  Инн заметалась по комнате, собирая вещи. В саквояж, помимо смены белья, поместилась семейная Библия и статуэтка Мадонны.

  Осталось последнее - записка. Иннин долго думала, как описать, что у неё на душе. И, в конце концов, старательно вывела: 'Я недостойна вашего благородного сердца. Простите и не слишком корите свою бедную Инн. В Бельгии я дни и ночи буду молиться о том, чтобы Господь дал вам то счастье, которое никогда бы не смогла дать сама. Ваша любящая племянница Иштар Иннин Эриду, графиня дю Валль.'

  Добровольная изгнанница с тоской оглядела свою комнату и задула свечи, а потом, взяв в руки ридикюль и саквояж, осторожно выскользнула за дверь.

  В доме все спали, когда девушка подобно вору кралась по коридорам в направлении чёрной лестницы. И только Кавендиш не спал - свет свечей пробивался сквозь шторы окна его кабинета.

  Внезапно Инн захотелось вернуться, и ещё раз попытаться поговорить с дядюшкой - уверить, что он ошибается, желая на ней жениться. Но воспоминания о разыгравшейся несколько часов назад сцене, заставили её подавить в себе это желание и, заплакав от боли и одиночества, она отодвинула засов на воротах черного хода и оказалась на пустынной ночной улице.

ПОБЕГ В НИКУДА.

  Только сейчас Инн осознала, что имеет весьма смутное представление, что ей делать дальше.

  Обитателям Мэйфера было ещё далеко до сна, но на улице царила непроглядная тьма, из которой только чуть выступали контуры стен аристократических особняков их соседей. Все окна были темны - хозяева были или в клубах, или на приемах.

  Этот густо заселенный знатью прямоугольный квартал был ограничен улицами Оксфорд-стрит, Пикадилли и Парк-лейн, и наверняка, на каком-нибудь из великосветских раутов Мэйфера находились сейчас и молодожены. Но где сегодня устраивался прием в их честь? Инн напрягла свою и без того повергнутую в хаос голову и так и не смогла ничего вспомнить, хотя наверняка, слышала об этом раньше. После некоторого раздумья до неё дошло, что есть место, где они обязательно должны появиться - это особняк Мортландов!

   В общем-то, герцогская резиденция была сравнительно недалеко от дома Кавендишей - всего лишь в получасе ходьбы. Правильная 'решетка' Мэйфера, была примерно пополам поделена Бонд-стрит, и особняк Кавендишей находился в одной половине, а герцогская резиденция - в другой.

  Инн сжалась от страха - её пугали пустынные улицы, но люди напугали бы ещё больше.

   Было довольно холодно, и пронизывающий ночной ветер легко продувал её накидку и рвал подолы юбок. Моментально замерзшей девушке захотелось вернуться назад, но, тяжело вздохнув, она напомнила себе, что необходимо идти, пока не случилось непоправимое, и она не поддалась на уговоры дядюшки. И сначала медленно, а потом убыстряя шаг, она двинулась в нужную сторону. Инн казалось, что она производит своими легкими ботинками топот, сравнимый разве только с цоканьем копыт лошадей. А вдруг на звук выскочат из-за угла преступники?

  Все жуткие рассказы о наглом лондонском отрепье моментально ожили в её памяти. Сердце тревожно замирало и от вида слишком темных теней, и от непонятных звуков, а когда ей навстречу неизвестно откуда вымчалась заполошная кошка, Инн даже присела от ужаса, тут же отругав себя за недостойную трусость. Иногда, страшно грохоча по брусчатке дороги, её обгоняли закрытые экипажи, но во мраке не было видно гербов их хозяев. Как знать, может, в одном из них сидела сейчас рядом с мужем её кузина?