- Твой выход, Орион...
Скоро, очень скоро команда уже спускала на воду небольшой, даже меньше "Ювеля", димаран - "Черный Катран", тоже выкрашенный в цвет ночи, как и корабль, что всю дорогу нес его на борту. "Черный Катран" не готовили к долгому плаванью. На борту не было еды. В баке плескалось минимум топлива - в самый раз для хорошей погони... "Черный Катран" был нагружен людьми. Сумах выставил пятьдесят пять своих головорезов против двадцати одного человека команды "Ювеля". И его любимец - Орион - со своим бестолковым мечом еще никогда его не подводил.
Удобно устроившись на носу своего корабля, белый пират жевал табак и даже радовался отсутствию качки - это единственная радость в том, что "Скат" сел на мель крепко. Сейчас малыш Орион захватит изумрудный кораблик, вернется и сдернет его тримаран с мели. Так бывало уже не раз: Сумах тоже неплохо знал Губительный Архипелаг...
- Недобрая темнота, парень, - сказал Кангасску Прок, появившись с мерцающим фонарем из темноты.
Кан часто дышал, и сердце его уже билось, казалось, в ушах. Страха не было. Была тревога. И он никак не мог понять, откуда она исходит.
Старик подошел ближе и поставил фонарь на пол без всякой боязни, что тот опрокинется: масла в нем не было - непрактично это, держать на деревянной палубе горящее масло, - о стеклянные стенки бились крылатые светящиеся насекомые. Мелодичное позвякивание стекла и мягкий свет отчего-то успокоили Кангасска. Или уверенность бывалого моряка поддержала его мечущийся дух. Как бы там ни было, он вздохнул свободнее.
И именно это позволило ему правильно встретить взорвавшуюся тишину...
...Капитан Орион вел "Черный Катран" на одних парусах, с молчащим двигателем. Незрим, как тень, он плыл вдоль самых высоких скал, и даже его зрячий во тьме тезка ничего бы не заметил, ибо камни скрывали все. Команда вела себя тихо - ничем, ничем "Черный Катран" себя не выдал, пока не пришло время. И тогда он вышел из-за скалы, наперерез "Ювелю" и открыл огонь из всех своих пушек по левому борту...
Кангасск, ослепленный во тьме фонарем, даже не видел корабля, слышал только выстрелы. Но еще до самого первого звука он рухнул на палубу сам и потянул за собой Прока. Что-то просвистело над их головами и с треском врезалось в мачту; она жалобно заскрипела и повалилась, как срубленное дерево.
После ядра полетели настоящим градом. Орион успел развернуть "Ювель" правым бортом, так что большую часть повреждения приняла на себя броневая чешуя, покрывавшая камеры, и - команда открыла ответный огонь. В миг, в который Кангасск и Прок поднимались на ноги, вместилось столько грохота, что, казалось, само время разрослось от него и замедлилось. Палубу заволок дым от пороха, и вскоре Кан потерял Прока из виду. Он ринулся к пушкам в надежде помочь чем-нибудь. По пути кто-то врезался в него, чуть не сбив с ног; пронзая дым своим сиянием, взвились в небо светлячки из чьего-то опрокинутого фонаря; кого-то зацепило картечью, и он заорал от боли... именно его Кангасск и сменил - вместо раненого помогал заряжать пушку: сыпал в ствол какие-то жуткого вида железки с острыми краями, призванные посечь живую силу чужого корабля. Невольно вспомнил Серега с его мешочком блестящих лезвий, которые тот сыпал прямо на ладонь - и отправлял убивать...
Когда полетели абордажные крючья, ад вокруг закипел еще сильнее. Пиратов было раза в два больше, и они хлынули на палубу "Ювеля", как волна. Честно говоря, Кангасск поначалу думал, что погиб. Он еще слишком отчетливо помнил кулдаганскую битву с разбойниками, где выжил лишь чудом. Но нет - первые же секунды этого боя показали ему, что за полтора года обучения у Ориона и миродержцев он вырос как никогда. Тело теперь думало быстрее, чем он успевал увидеть и сообразить. Не успевал он и испугаться. Пощадить кого-то - тоже... Вот так Сохраняющий Жизнь проходил боевое крещение... без всякого успеха: с начала битвы он уже лишил жизни двоих и смертельно ранил третьего.
Забрызганный чужой кровью, Кангасск потерял счет времени. Краем глаза он видел Ориона - перед тем люди падали, как спелые колосья под рукой жнеца, - и капитана: она сражалась с яростью, которую трудно было ожидать от старой женщины. К тому времени, когда Кан увидел ее, она уже была ранена в ногу и вкладывала последние силы в эти свои яростные удары. Ее внук, Урсин, пытался пробиться к ней через толпу, но вяз в озверевшей массе своих и чужих... он бы все равно не успел.
...Был момент, когда для Кангасска отступили и шум, и бешеный стук собственного сердца. Чистое и ясное сознание происходящего, пролилось на кровавую тьму, как свет с небес. Кажется, об этом говорили в разное время Осаро, Влада, Серег и Орион, сын звезд... Перед Каном возник парень... раненый в плечо - левая рука у него повисла плетью, - заляпанный кровью чужой и своей по уши, и наверняка срезавший сегодня немало жизней, он держал в здоровой руке катану без гарды. Один вид этого меча и прояснил все мысли Кангасска. Парень, в свою очередь, глянул на меч Кана с блестящим ободком на месте гарды, помедлил какой-то миг, словно в раздумье - и с воплем бросился на своего врага. Не понимая еще, что делает, Кан от первого удара просто ушел, но молодой пират ринулся в атаку снова, еще яростнее - следующим за этой атакой ударом сверху он Кангасска, вздумавшего и второй раз уйти, почти достал: кончик катаны рассек ему бровь и прошелся по скуле, еще немного - и задел бы глаз.