Когда сольются наши души,
В неистовой любовной пляске, Прошу, любимая, послушай, Как сердце просит твоей ласки… Когда сплетутся наши руки, Таким узлом, что не развяжешь, Забудь, прошу, слова разлуки… Я знаю,… мне ты их не скажешь! Когда ж соединятся губы, В горячем поцелуе страстном, Не бойся… я не буду грубым… Я буду нежным… Мне подвластна Такая трепетная нежность, Что в ней нельзя не раствориться, Пришла любовь, как неизбежность, Для двух сердец соединиться… Белла нерешительно зашла в комнату Эдварда и удивленно ахнула, увидев окно, занимавшее почти всю стену. Эдвард любил вид на город, открывавшейся из него и мог часами просидеть, перебирая струны гитары и наблюдая за кипящей внизу жизнью. Белз сделала несколько шагов к окну и остановилась, вглядываясь вдаль, ее фигурка была освещена тусклым лунным светом, лившимся в окно, и мерцанием редких звезд на сумеречном небе. Она казалась в этот миг волшебным созданием, будто сошедшим со страниц сказок, что мама читала Эдварду в детстве. Белла была ожившей феей, воплощением всех его грез, совершенно особенная и любимая им до дрожи. Каллен четко понимал, что нет больше его, есть лишь одна половина целого, а целое – это они: он и Белла. Эдвард медленно подошел к девушке, в голове которой в этот момент проносился целый водоворот мыслей. Она знала – должно произойти что-то особенное, что-то, что свяжет ее с этим мужчиной крепче канатов. В памяти всплывали картинки тех сумасшедших ласк в ночном клубе, повторения которых Белла хотела и боялась одновременно… И вот она стоит и ждет, что сейчас он набросится на нее, как вчера, но Эдвард, вплотную подойдя к ней, мягко обнял ее за талию. Его руки не сжимали Белз в оковы, не срывали с нее одежду, лишь мягко обнимали. Каллен наклонил голову к плечу любимой, коснувшись губами атласной кожи на лебединой шее, и от той нежности, что сквозила в этой мягкости прикосновений, в ее сердечке все затрепетало. Он поцелуями говорил ей: «Люблю тебя, желаю тебя, хочу дарить тебе свою любовь…» Эдвард посадил Белз на край постели, и девушка как-то сразу затихла, на очаровательном личике вспыхнул нежный румянец, и она смущенно отвела от него взгляд... – Белз, любимая моя… – прошептал Каллен, вставая перед ней на колени. Он положил свои руки на ноги любимой, медленно скользя ими все выше и выше. Взяв одну ножку в руку, парень аккуратно снял лакированную лодочку с ее ступни, дразняще поцеловав щиколотку, потом повторил то же с другой ножкой. – Белла, твои ноги сводят меня с ума... – хрипло шептал он, покрывая их поцелуями, его губы целовали нежную кожу, скрытую тончайшим шелком чулок, а руки выводили замысловатые узоры... Белз млела от этих ласк, она впервые ощущала что-то подобное, и это было сродни вихрю, уносящему ее к вершинам. Губы любимого уже целовали местечко, где подвязка удерживала чулок на бедре, он припадал губами, слегка покусывал нежную кожу, ловкие пальцы расстегнули замочек, и Эдвард зубами, миллиметр за миллиметром, стал стягивать шелк с ее ножки. Зажав один чулок в руке, он освободил любимую от второго. Избавившись от этой преграды, парень подарил по поцелую каждому пальчику и слегка укусил щиколотку девушки, от чего Белла вскрикнула. Этот звук прошелся, как ток, сквозь тело Эдварда, в стократ увеличивая и без того жгучее желание. Он никогда не испытывал ни к одной из своих многочисленных женщин такой тяги, впервые ему хотелось растянуть прелюдию, делать все медленно, так, чтобы Белла потеряла рассудок, растворилась в нем. Ему хотелось смотреть в ее глаза, когда она подойдет к краю, и упасть вместе с ней... Нежно целуя бедра любимой, он завел свои руки ей за спину, развязывая пояс лазурно-голубого платья. – Белз, ты уверена, я могу снять платье? – на миг оторвавшись от нее, тихим, охрипшим голосом спросил Каллен. Он заглянул в ее глаза, казавшиеся сейчас цвета темной безлунной ночи, и увидел в них молчаливый ответ на свой вопрос. Прижав любимую к себе, парень расстегнул молнию, опустил бретельки вниз, и платье, словно подчинившись его воли, соскользнуло к талии девушки. Эдвард заворожено рассматривал кружево ее белья, голубой цвет оттенял ее сливочно-кремовую кожу, напоминавшую изысканный английский фарфор, светившуюся в тусклом свете луны, лившемся в окно. Тончайшее кружево прятало соблазнительную грудь Беллы от его глаз, делая ее особенно заманчивой. В глазах Каллена вспыхнул задорный огонек интереса, сейчас он был похож на мальчишку, познающего неизведанные тайны. В следующий миг Белла уже лежала под ним, его руки становились все властнее, дыхание все тяжелее, а поцелуи требовательнее, он буквально вжимал девушку в себя, делая ее своей неотъемлемой частью. Эдвард припал к ее шее, исступленно шепча: – Моя Белла, мой прекрасный цветок, воплощенье мечты... Кончиком языка Каллен коснулся ямки между ее ключиц, острота этой невесомой ласки заставила Белз выгнуть спину, словно она дикая кошка. Он наслаждался ее ароматом, подобно парфюмеру, создавшему свой лучший запах: фрезии, жасмин, сливки, ваниль – она пахла сладко и нежно, без какого-либо намека на приторность. Эдвард обхватил любимую еще крепче и, впиваясь пальцами в шелковистую мягкую кожу, стал расшнуровывать бюстгальтер. «Эта девочка любит заманчивое белье…» – вихрем пронеслось в голове Каллена, приводя его в неописуемый восторг. Освободив упругую грудь Беллы, он замер, рассматривая ее: кожа казалась бархатистой и почти прозрачной, сквозь нее слегка просвечивал замысловатый узор акварельно-голубых вен. С глухим стоном парень припал к ее мягкости, Белз еще сильнее выгнула спину ему навстречу, пальчиками вцепившись в его волосы, то лаская их вихры, то стягивая сильнее, даря Эдварду болезненное наслаждение... – Еще... еще... – всхлипывала она. Но Белла могла и не просить его об этом, ведь он и сам мечтал никогда не отрываться от ее груди – столь желанна она была, – боясь пропустить хоть миллиметр этого бархатистого удовольствия, его губы путешествовали по узору вен, следовали за возвышениями и падали в углубления… Белла нащупала ворот его рубашки, потянула, еле слышно пробормотав: – Сними, сними ее… Эдвард ухмыльнулся: его малышка хочет большего! Парень привстал перед ней и быстро скинул ненужную вещь. Девушка не сводила с него взгляда, откровенно разглядывая тело Эдварда: он не был перекачен, его мышцы были сухими, удлиненными, совершенными, как у танцора, движения были грациозными, словно у хищника, а руки были будто вылеплены умелым мастером – все было законченным и отточенным, от плеч до кончиков длинных музыкальных пальцев. Взгляд Беллы соскользнул от его торса к пряжке ремня, Эдвард молниеносно понял ее намек и уже через минуту остался в одних боксерах. Легкая улыбка промелькнула на губах Белз, ей нравилось смотреть на Каллена, от этого она получала эстетическое удовольствие, но тело молило о физическом... – Иди ко мне… – прошептала она... – Сейчас, моя хорошая, – сказал парень, стягивая с нее платье, которое все еще одиноко обвивало ее тонкую талию. Оно упало на пол и, ворча шорохом ткани, присоединилось к вещам Эдварда. Каллен сидел на коленях между разведенных ног Беллы, она была так прекрасна и так беззащитна перед ним в этот момент, ее щечки окрасились нежным румянцем, который забавно заливал ее все больше и больше. Девушка отчаянно желала его, но продолжала стесняться. Эдвард понял чувства любимой и, чтобы не смущать ее еще больше, накрыл своим телом. В голове Беллы пронеслось, что он тяжелый, горячий, его кожа была подобна раскаленным углям, дыхание опаляло жаром, и девушка чувствовала себя щепкой, которую бросили в огонь, и вот она с радостью сгорает в нем, сходя с ума от наслаждения... Эдвард вновь стал ласкать кожу девушки, кружа вдоль лебединой шеи, припадая к ямочке ключиц, обрушивая губы на ее грудь. Одна его рука танцевала на животе Белз, а пальцами другой он дарил ей легкие, словно взмах крыльев мотылька, ласки под тонким шелком ее трусиков, пальцы Каллена творили с ней невообразимые вещи: они то нежно касались, то сжимали, то обжигали остротой прикосновений... Белла извивалась под ним, ее стоны были подобны музыке, каштановые локоны роскошной волной рассыпались по подушке, она была почти на краю... но Эдвард хотел, чтобы край наступил немного иначе, он еще сохранял рассудок, не имея права его потерять. – Белз, – хриплый голос вырвал ее из тумана, – Белз, ты точно уверена? Если мы не остановимся сейчас… – Эдвард, я твоя... а ты мой… – слетело с ее зацелованных губ. Больше слова были не нужны. Подцепив одним пальцем край трусиков любимой, Эдвард резким движением стянул их, отбросив на пол, они с тихим стоном присоединились к остальным вещам, а в следующее мгновение рядом упали его боксеры. Тело Каллена сплелось с ее в первобытном танце любви. Он был нежен, понимая, что ей будет больно, но не в его силах было преуменьшить эту боль. Лаская поцелуями кожу Беллы, парень стал медленно сливаться с ней, ножка девушки инстинктивно взлетела на его бедро, а пальчики вцепились в его спину, она царапала его, но он не замечал этого… Белз парила, но вдруг резкая боль обжигающей вспышкой пронзила ее тело, а из глаз скатилась одинокая слезинка, которую Эдвард поймал губами, ласково шепча: – Сейчас пройдет, сейчас пройдет, потерпи моя хорошая, моя любимая… Его руки стали нежно гладить Белз, он, не прекращая движений, шептал ей что-то, будто заговаривая ее, заговаривая ее боль. Эдвард смотрел в глаза любимой, не отводя взгляд ни на минуту, он не хотел упустить ни одного мига. Вот она слегка расслабилась, слезы перестали катиться из глаз, лишь мерцающая дорожка на ее щеке напоминала о них. – Белла, моя Белла… – шептал он. Она поддалась к нему навстречу, ее ножки обвились вокруг талии парня… все его мечты сбылись... она его, в его постели... – Эдвард... – исступленно простонала Белз, и Каллен, почувствовав, что она на краю, сильнее прижал ее к себе... он на краю... они упали вместе... Удерживая свое тело на одной руке, Эдвард, успокаивая, нежно гладил лицо любимой. Аккуратно обхватив ее, он перекатился на спину так, чтобы она оказалась распластанной на его груди. Парень заключил девушку в кольцо своих рук; Белла теперь его, всецело: и телом, и душой, он ее никуда не отпустит… – Белла... – она подняла на него свой взгляд, в ее глазах, еще затуманенных поволокой удовольствия и неги, впервые испытанных в жизни, плескались искорки радости, неверия и удовлетворенности… Она была счастлива… – Эдвард... мне так хорошо, – смущенно пробормотала девушка, уткнувшись носом в его грудь и тихонько смеясь. Ее смех в темноте – самый прекрасный звук, который он унесет с собой на небеса, когда наступит его час, но впервые за всю жизнь Каллену хотелось, чтобы этот самый час пробил как можно позднее, через много-много лет, которые он проведет рядом с Беллой. Эдвард нашел ее, ту единственную, что ищут всю жизнь, он нашел ее так рано… и так поздно… Больше никаких ошибок, нет больше права на ошибки, теперь нить его судьбы переплетена с ее нитью, как узор кружева, кружева, что нельзя распустить… Белз заснула в объятиях Эдварда. Вот она что-то невнятно пошептала ему, а потом просто тихо обмякла и засопела на груди у парня... Белла свернулась, как ребенок, теснее прижимаясь к нему, маленькие ручки обнимали шею Каллена, а ножка лежала на его бедре. «Друг в друга навек перелиты… мы слиты…» – с наслаждением подумал Эдвард. Она впервые предъявила на него свои права, бормоча во сне о своей любви вперемешку с милыми глупостями, ласкающими его слух. Он всматривался в лицо любимой, запоминал каждую черточку, впитывал ее в себя, выводя контуром в своем сердце: «Моя Белла, в сердце ты… только ты…»