- Я всегда любил тебя, Рене, – прошептал он, зная, что не услышит то же самое в ответ.
- Ох, Чарли! – выдохнула она. – Мне жаль, мне, правда, очень жаль. Думаю, будет лучше, если я соберу вещи и перееду в отель.
Осторожно высвободившись из его медвежьих объятий, Рене вышла из кухни размашистым шагом, оставив Чарли в одиночестве. Ему вдруг стало так холодно, как если бы он несколько часов к ряду проспал в сугробе, хотя отопление в доме было включено на полную мощность. Холод одиночества – самый суровый холод, от которого не спасет ни теплое одеяло, ни горячий чай с ликером.
Но что поделать? Чарли Свон не был нужен Рене, а ему не был нужен кто-то, кроме нее – замкнутый круг, по которому он бегал долгие годы и будет бегать еще столько же, как обезумившая белка, крутящая свое колесо.
- Вот и поговорили, – с горечью в голосе пробормотал Чарли, выливая в раковину оставшиеся полбутылки вина.
Белла проснулась резко и неожиданно, будто кто-то насильно выдернул ее из мягких объятий Морфея. Обычно она так просыпалась, когда в ее комнату кто-то входил, но сейчас здесь никого не было, кроме тишины, словно толстым слоем ваты закладывающей уши. Даже сквозь окна с улицы не доносилось ни звука, что было редкостью для середины дня.
Обведя глазами пространство вокруг себя в поисках источника странного беспокойства, холодком пробегающего вдоль спины, девушка задержала свой взгляд на прикроватной тумбочке. Лежавший на ней сотовый, переведенный в беззвучный режим, беспрестанно мигал, робко призывая Белз ответить на звонок.
За прошедшие с трагедии шесть дней она ни разу не взяла телефон даже в руки, не желая ни с кем разговаривать. Но сейчас что-то заставило ее откликнуться на бесшумный призыв звонившего.
- Привет, Белла, – будто откуда-то из далека в трубке раздался грустный голос Элис, – как ты?
- Не знаю, – прошептала Изабелла, медленно пожав плечами, – словно я – не я, и все это не со мной.
- Как же я тебя понимаю! Это так ужасно! – сейчас в голосе Элис отчетливо слышались слезы. – Но ты держись, нужно быть сильной и… – она вдруг замолчала, оборвав себя на полуслове.
- Да-да, конечно… А как ты, как Джаспер? Прости, Элис, я даже ни разу не позвонила тебе, не узнала, что с ним! – Белла села в кровати, подтянув колени к животу, и зажмурила глаза, чтобы не разрыдаться.
- Джас все еще в реанимации, в тяжелом состоянии. И хоть доктор Каллен и говорит, что его жизнь теперь вне опасности, но мне все равно очень страшно, и малыш все время так толкается внутри, – девушка жалобно всхлипнула и снова замолчала.
- Джаспер скоро поправится, вот увидишь! Ему есть ради кого жить – ради вашего мальчика, который вот-вот родится! – попыталась утешить ее Белла, прочь гоня от себя въедливую мысль, что ей самой, в отличие от подруги, надеяться не на что.
- Белз, – перестав плакать, нерешительно начала Элис, – я позвонила тебе, чтобы кое-что сказать… Не знаю, как ты к этому отнесешься, и, скорее всего, это покажется тебе полным бредом, но я не могла ни сказать…
- Я слушаю, Эл, – поторопила ее Изабелла, прижав руку к груди, где грохотало сердце. Девушку охватило странное волнение, напоминающее предчувствие, предчувствие чего-то очень важного и… хорошего?..
- Я разложила сегодня карты… на Эдварда… Только не спрашивай меня почему! Я и сама не знаю! – сбивчиво затараторила Элис. – Я так же не знаю, веришь ты моим картам или нет, но лично у меня нет повода им не доверять, именно поэтому я и звоню тебе…
- Элис! – вскакивая с кровати, взмолилась Белла.
- Я не понимаю, как такое возможно, но карты «сказали» мне, что… Эдвард жив!..
====== Глава 32. Рано звонить в колокола ======
Иду к тебе осенним ветром,
Иду сквозь боль и пустоту, Иду, не зная даже, где ты, Но точно знаю, что найду. Иду к тебе через тревоги, Себя ни капли не щадя. Пройду я все твои дороги, Скажи мне, как найти тебя?..
Как свойственно нам цепляться за соломинку, слепо веря, что спасение где-то рядом, главное – не сдаваться! Вероятно, это одно из проявлений извечной человеческой глупости, но, Боже!.. Какие чудеса способна сотворить с нами даже призрачная надежда, вдруг замаячившая на горизонте! Откуда только берутся эти сила и решимость действовать в человеке, еще минуту назад казавшемся полностью сломленным и опустошенным?! Это ли ни есть само спасение?.. Или хотя бы первый шаг на пути к нему?..
Странный звонок Элис принес, скорее, вопросы, нежели ответы, но Белла оделась в рекордно короткий срок, даже не заметив, что надела на ноги разные кроссовки. Девушка выскочила из комнаты так решительно, будто точно знала, куда ей идти и что делать. В действительности же на этот счет у нее не было ни одной вразумительной идеи, но и оставаться в четырех стенах она больше не могла.
Зазвучавший в комнате Чарли саксофон напомнил Белле о необходимости сообщить родителям о своем уходе, но что она могла им сказать? Пересказать слова Элис? Те, наверняка, сочтут их обеих сумасшедшими и уж точно никуда не отпустят Белз, принявшись отпаивать ее ромашковым чаем.
Все же Белла подошла к комнате отца и, осторожно приоткрыв дверь, заглянула внутрь.
Чарли стоял посреди комнаты и играл на своем стареньком саксофоне, закрыв глаза, полностью погрузившись в музыку, не замечая ничего и никого вокруг. До этого момента Белз всего пару раз заставала отца за этим занятием, но никогда не спрашивала его о том, почему тот редко играет. Девушка и так догадывалась о причинах.
В юношестве Чарли был саксофонистом в малоизвестной джазовой группе. Именно на одном из своих концертов он и познакомился с Рене. К слову, та никогда не любила джаз, но на тот концерт ее затащила подруга, многозначительно намекая на очаровательность солиста группы. Высоченный худой парень с недельной небритостью на лице, подвывающий что-то в микрофон, оставил Рене совершенно равнодушной, чего нельзя было сказать о симпатичном саксофонисте с черными, как смоль, волосами и обезоруживающей улыбкой.
В тот вечер Чарли сам подошел к ней сразу после концерта. «Ведь я была единственной девушкой в небольшом зале, не выказывающей никакого восторга от происходящего на сцене», – многозначительно изогнув брови, завершила свой рассказ Рене, когда Белла, не на шутку увлеченная Джейкобом, решительно пожелала узнать, как познакомились ее родители.
Так же от матери Белла узнала и то, что когда Рене забеременела, Чарли вынужден был оставить свое увлечение музыкой, чтобы найти настоящую работу и кормить свою семью. Тогда-то он и променял саксофон на жетон полицейского, очень скоро обнаружив именно в этой профессии свое истинное призвание.
Белла еще с минуту постояла в дверях, вслушиваясь в пронзительно-грустную мелодию, рождаемую саксофоном Чарли, и отступила обратно в коридор, бесшумно прикрыв за собой дверь.
Решив ничего не говорить родителям о своем уходе, Изабелла направилась к лестнице, ведущей вниз, но, проходя мимо комнаты, где сейчас жила ее мать, девушка услышала приглушенные всхлипы, доносившиеся оттуда.
В душе Белз шевельнулось чувство вины. И Чарли, и Рене страдали, им было больно видеть, в каком состоянии находится их дочь. Но разве Беллу волновало это все пару минут назад? Она с головой погрузилась в свою собственную тоску и глухое отчаяние. Все, что было вокруг, больше не имело значения.
Девушке захотелось хоть как-то успокоить родителей или хотя бы не добавлять им новых переживаний своим внезапным исчезновением. Вернувшись в свою комнату, она поспешно написала им записку, в которой говорила, что почувствовала необходимость выйти на улицу, немного пройтись, а затем съездить в больницу к Джасперу, чтобы поддержать Элис. Белла не любила и не умела лгать, но ничего другого ей не оставалось. Сейчас все ее мысли были заняты только Эдвардом и желанием найти его, хотя пока она и не знала, как.