Хочется отметить, что художник никогда не останавливается на достигнутом. Даже придя уже к определенному решению, он постоянно его дорабатывает, дополняет, а порой полностью перестраивает. Меня поразил случай, когда за день до утверждения макета к спектаклю «Радавыя» я зачем-то зашла в кабинет к Борису Федосеевичу и увидела интересно разработанный макет: уходящая вдаль дорога войны, которая могла трансформироваться в окопы, блиндажи, дома. Я была в восторге. Просто, лаконично и так емко. Но каково же было мое удивление, когда через день на художественном совете я увидела совершенно иной макет! Идея та же, но образ абсолютно иной. За две ночи художник выстроил новую концепцию сценографии, которая, бесспорно, оправдала себя в этом спектакле.
Приятно отметить, что творчество художника по достоинству оценили многие зарубежные театры. Герлован оформлял спектакли в Ирландии, Шотландии, Югославии, Польше и везде талант мастера являлся ярко и многогранно. Сегодня Борис Федосеевич успешно преподает Белорусской Академии Искусств. Думаю, не случайно в 1999 году в Праге на международном конкурсе сценографии белорусская школа во главе со своим мастером заявила о себе более чем достойно.Мудрые люди говорят: если ты воспитал ученика, значит, твоя мысль нашла продолжение. А что может быть важнее для художника, нежели продолжение его творческих поисков.
ВОКРУГ ДИРЕКТОРСКОГО КРЕСЛА
Вспоминая наших талантливых актеров и режиссеров, мне хочется хотя бы слегка затронуть и так называемой «директорское кресло». Быть директором театра — это значит взвалить на свои плени огромную ответственность за всё и вся. Это постоянные бессонницы, постоянные непредвиденные ЧП: тут порвали, там украли, здесь сгорели, там упали и сломали (слава Богу, не голову!). Короче — постоянное дежурство на пороховой бочке.
Директору театра нужно знать и экономику, и психологию, и владеть мудрой политикой общения. Нужно иметь колоссальную выдержку, нужно уметь «подобрать ключи» и к амбициям народного артиста, и к претензиям осветителя сцены. И все миролюбиво решить, сгладить, обойти острые углы и, как говорят, «концы в воду». А в театре — это архисложно, потому что вокруг сплошные индивидуальности. Он вчера только поступил в театр, но уже «во лбу звезда горит». Короче, каждый второй — талант, а каждый первый — гений, и все претендуют на особое отношение. Поэтому директорское кресло в театре всегда считалось «горячим местом».
Мой муж долгие годы проработал на этой должности.
Я очень хорошо помню, как он сидел ночами, обдумывая проблемы, различные сложные ситуации в театре и вокруг театра, как за одну ночь выкуривались две пачки «Казбека»... Оскар Абрамович ложился только под утро, на пару часов. А когда у него случился инфаркт, врачи настрого запретили ему оставаться на этой работе. «Куда угодно,— сказали они, — но в театр». Театр — это то место, где каждый день что-то случается. И это действительно так.
Первый мой директор в Купаловском театре — Фаня Ефимовна Аллер. Это была очень энергичная и красивая женщина, безумно любяшая театр. Фаня Ефимовна неважно говорила по-русски, потому что у нее был ярко выраженный еврейский акцент. Порой она была далековата от тонких премудростей театра и запросто могла заменить слово «эскиз» на «экскиз». Я от нее часто слышала: «Да-а-а?.. Ты, конечно, хочешь быть только артисткой. Да-а-а?.. Конечно, тебя больше ничего не интересует. Конечно!» Но я бесконечно благодарна судьбе за встречу с этим человеком, за ее требовательностъ. за ее выдержку, за ее внимание и заботу в трудные минуты моей жизни.
У Ф.Аллер тоже была нелегкая судьба. Подумать только — во время войны она смогла вывезти из Одессы театр! По тем временам это был просто подвиг.
Я часто думаю, что далеко не каждая женщина, находясь в этом хаосе и неразберихе первых дней войны, смогла бы так четко и трезво оценить обстановку и мобилиэовать свои силы. Аллер смогла. Правда, после войны, когда театр вернулся на родину, это как-то быстренько забылось, и чиновники вспомнили, что Фаня Ефимовна руководит белорусским национальным театром, не имея в паспорте... белорусской нашюнальности.