— Да. В Линкольн-Хейтс.
После тщетного допроса в отделе по расследованию убийств Оззи отправили в главную тюрьму Лос-Анджелеса. Раньше она называлась Линкольн-Хейтс, и мало кто пользовался новым названием, во всяком случае, не старожилы, как Сэмсон.
— Так что, Сэм? — спросил я. — Это же никому не повредит. Может, я что-нибудь да выужу. И все во имя правосудия, сэр.
Он выхватил сигару из своего широкого рта, проворчал:
— Пошел ты к черту, Шелл, сэр, — и вернул сигару на место.
Некоторое время он молча хмурился. Я тоже молчал. Наконец он взглянул на меня:
— Хорошо, Шелл. Я пошлю лейтенанта Ролинса с тобой. Только поживей. И сообщи мне, если что-нибудь узнаешь.
— Обязательно, если он мне позволит.
— Как? Кто позволит?
— Оззи. Может, мне придется пообещать ему молчание.
Розовое лицо Сэма порозовело еще больше.
— Ты... — загремел было он. Затем достал спичку, чиркнул ею об стол и сделал мощную затяжку. Его карие глаза уставились на меня сквозь завесу удушливого дыма. — Катись-ка ты отсюда, — затем ласково добавил: — Не будете ли вы так любезны заглянуть как-нибудь сюда, сэр? Шутки ради?
— Кончай, старик! Конечно, я загляну. Шутки ради.
Я поднялся, когда Сэм сказал:
— Но сначала, Шелл, напиши это чертово заявление о преступлении. Я хочу иметь его в деле на случай, если тебя пришьют.
Я усмехнулся и вышел. В комнате напротив я продиктовал заявление о том, как утром Оззи пугал пистолетом прелестную маленькую девочку. Когда я вернулся в коридор, из кабинета Сэма вышел лейтенант Ролинс.
— Поехали, Шелл, — сказал он радостно. — Я всю жизнь мечтал об этаком задании — отвезти тебя в тюрьму.
Ролинс довез меня в полицейской машине до Линкольн-Хейтс. Тюремщик привел Оззи из камеры. Я отдал Ролинсу свой револьвер и прошел с Оззи в комнату для допросов. Ролинс остался снаружи, сказав напоследок:
— Узнай-ка у него, кто придет первым в шестом заезде в Голливуде.
— Обязательно, — ответил я ему, последовал за Оззи, и шуткам уже не осталось места.
Мы сели на жесткие деревянные стулья по разные стороны соснового стола, и Оззи спросил:
— Че надо?
— Небольшой разговор, Оззи. Хочу получить от тебя информацию.
Я понимал, что не могу его отвалтузить, да и вряд ли бы это дало что-нибудь. Поэтому я взялся за дело с другой стороны.
— Оззи, ты не пожелал говорить сегодня утром. Но если ты хочешь сделать хоть один удачный ход в своей жизни, выкладывай все, всю правду. Я и так знаю почти все.
Он ощерился и продолжил игру в молчанку. Он, видимо, думал, что я его обманываю.
— Ну хорошо, — сказал я. — Послушай. Первое: Сэйдер послал тебя с напарником убить меня. Да, да, Марти Сэйдер из «Подвала» на Седьмой улице. Я только что беседовал с ним...
У него отвалилась челюсть, и я вдруг понял, почему он не мог говорить до сих пор. Если бы он проболтался, что Марти послал его за мной, это означало бы, что он был замешан в ночном убийстве. Возможно, он был одним из двух парней, которые выволокли Лобо из клуба после его закрытия.
Я продолжил:
— Это знаю только я, Оззи, и никто больше. И раз уж я это знаю, ты мог бы просветить меня насчет остального.
Он продолжал щериться и молчать. Так длилось минут пять. Он не раскрывал рта, и в конце концов я решил пойти на сделку.
— Хорошо, Оззи. У меня есть предложение. Ты и так уже в большой беде. Сегодня утром ты, уголовник, угрожал мне оружием. Иметь оружие — само по себе преступление в твоем случае. Так что на тебе уже висит обвинение в обладании смертоносным оружием. Но ты увязнешь еще глубже, если я буду настаивать на обвинении в вооруженном нападении. При предъявлении обвинения через пару дней, что бы ты ни привел в свое оправдание, ты пропал. Особенно если я буду настаивать на своем обвинении. Слушай хорошенько: ты расскажешь мне все, и я сниму обвинение в угрозе оружием. Ничего из сказанного тобой я не передам копам. Ты окажешься в лучшем положении, чем сейчас.
Он покосился на меня, раскрыл и тут же закрыл рот. Покачав головой, он сказал:
— Не знаю, что это мне даст.
— Ты избавишься от моих показаний о том, что произошло у меня в конторе. Это уже кое-что. Это уже облегчит твою участь.
— Я тут долго не пробуду. — Однако его усмешка не была очень уж уверенной.
Я рассмеялся ему в лицо:
— Имей в виду, я не выболтаю ничего. Может быть, ты слышал обо мне, Оззи. Когда я иду на сделку, я не нарушаю ее, даже если мне это колом выходит. Бог знает, как мне не хочется идти ни на какую сделку с тобой. Но, если мы ее заключим, я буду ее придерживаться.
— А что за сделка?
— Я не настаиваю на обвинениях и не рассказываю копам ничего из того, что ты мне скажешь. Это значит, что я подставлю свою шею, если утаю что-то. Но таков уговор. Не забывай, что я и так знаю много: о Сэйдере, о тебе, о Лобо и т.д.
Он пососал верхнюю губу:
— Чего же ты хочешь?
— Только подтверждения. Я знаю, что ты... Впрочем, забудем о том, что кто-то стрелял в меня. Я знаю, что ты и твой дружок — такой высокий, худой — были посланы за мной. А что дальше? Вы должны были отвезти меня к Сэйдеру или просто кокнуть?
— Никаких обвинений?
— Это точно. Это все, что я обещаю. Никаких обвинений и никаких сведений никому. Все остальное, в том числе то, что выбьют из тебя копы, — не моя забота. Я — частный детектив а это практически то же самое, что и любой гражданин. У меня нет особого веса в полиции или где бы там ни было еще. Ты сейчас стоишь поперек горла властям, и заместитель окружного прокурора может сам выдвинуть обвинение против тебя. И он это сделает. Но ты сделал бы большую глупость, если бы не воспользовался любой возможностью, которая тебе представится. В том числе и той, что я тебе предлагаю.
Он снова пососал губу и кивнул:
— Какого черта? Дело, скажем, было так. — Он скосил глаза и сморщил свой узкий лоб — это означало, что он думает. — Предположим, я и мой друг должны были тебя «прокатить» в один конец. Так, чтобы ты исчез.
Он сделал паузу и взглянул на меня. Я кивнул, и он продолжил:
— И все были бы довольны. Вот и все, что я об этом знаю. Я даже не должен был, предположим, видеться с Сэйдером.
— Понятно. Предположим это. А дальше что? Может быть, ты отправился бы к Сэйдеру?
Он вздохнул:
— Я бы позвонил. Я бы вовсе не увиделся с Сэйдером. Я даже не знаю, что это его интересует.
— Позвонил бы куда?
Он усердно пососал губу и вытер рот своей маленькой рукой. Затем почесал плечо, не глядя на меня. Наконец он выговорил:
— Голливуд 32-27.
— Это телефон Сэйдера?
— Я не знаю.
— Что ты должен был сказать?
Он тревожно поежился, не отвечая. Я резко потребовал:
— Давай колись, Оззи. Говори все до конца.
Он вздохнул:
— Я должен был сказать: «Я доставил цветы».
— «Доставил...» Это все?
— Да, все.
— Так чей это номер?
— Понятия не имею. Это все. Ничего больше не знаю. Сдержи теперь свое слово.
— Ну и ну! Ты же мне еще ничего не сказал. — На самом деле я узнал почти все, что не могла мне сообщить Айрис. Но я надеялся, что Оззи мог еще что-то прояснить. — Еще одно. Что за кошка пробежала между Марти Сэйдером и Коллиером Бридом?
— Ты еще спрашиваешь?
Я более или менее представлял себе, в чем дело, как многие из тех, кто сталкивался с преступным миром, но я хотел большей ясности.
— Объясни-ка мне, Оззи. Ты должен добавить это к своей части сделки.
— Ничего особенного. Брид, сукин сын, хочет все заграбастать. Стоит кому-то организовать какое-нибудь дело на территории, которую Брид считает своей, как он тут же пытается запустить свои жирные пальцы в это дело. Вот что вытворяют он и стоящие за ним большие шишки.
— Что за шишки?
Оззи запрокинул голову и попытался взглянуть на меня свысока:
— Бог мой! Ты что, недавно на свет появился? Не знаешь, о ком я говорю?
Пожалуй, он был прав. Ему не было нужды называть какие-либо имена. Да и такие людишки, как Оззи, могли и не знать их. Он имел в виду ловких и сладкоречивых «дельцов», за которыми охотились сенатор Кефовер и налоговые инспектора.