Ёми вновь задумалась о Мадаре. Она изредка вспоминала о прошлой любви, о своем первом мужчине и постоянно чувствовала тяжесть и утомление от всех этих воспоминаний. Правильно ли это было? Она даже не знала, как ответить на подобный вопрос. Стоило ли ей вообще соглашаться на подобные отношения? Харуки задумалась, немного меняя положение тела. Харуки делала шаг в сторону Учиха совершенно осознано, она была готова покинуть свою зону комфорта ради него. Сейчас она уже без труда адаптировалась к любой трудности в жизни, имела за спиной пару коротких романов, целью которых было забвение и уход от реальности, но все было не то. Она на подсознательном уровне начинала каждого сравнивать с ним. Это бесило. Это раздражало. Это заставляло ненавидеть его всеми фибрами души, но Ёми не хотела отпускать воспоминания о нем. И прошлый день словно стал неким эмоциональным толчком, направившим девушку в нужную сторону.
Женился. Это звучало как приговор для всего института семьи и брака, Харуки даже не смогла сдержать смешок. Она вновь вспомнила его слова о любви и заметила, что воспоминания уже не так сильно тревожили её изнутри.
- Дурак. – В пустоту произнесла она, слыша как небольшие капли отрываются от нижней части бортика ванной, разбиваясь о бежевую напольную плитку. – Дурак. – Повторила она, закрывая глаза. – И я дура. – Еще тише произнесла девушка, усмехнувшись. Сейчас было не время думать о прошлом. Ей было необходимо привести себя в подобающий вид и вернуться к повседневной рутине, в которой, как оказалось, были свои радости.
***
Ру держался за голову, не зная как унять боль в висках, пока его девушка готовила ужин. Таюя на автомате выполняла движения, думая совершенно о других вещах.
- Беспокоишься о ней? – Внезапно спросил Ру, за год изучив привычки Хокумон вдоль и поперек. Он помнил, как смотрел на эту бранящуюся шатенку в аэропорту, которая давала последние напутственные советы его сестре, и понял, что эта девушка как живой источник. Она была весела, остроумна, саркастична и проста, но в этом и было какое-то свое очарование. И он даже не удивился, когда был послан в пешее эротическое за просьбу дать ему контакты. Он добивался её расположения больше года и, по большей части, ему поспособствовала Ёми, которая давала ему советы как не надо себя вести с Хокумон. Девушка вновь отрастила волосы и окрасила их в кислотный розовый цвет, но это не раздражало Ру, а наоборот, даже веселило. Эдакий бунтарский дух, который никогда не пропадал в этой юной аспирантке.
Таюя обернулась к мужчине, усмехнувшись. Он не цеплял её, как Хидан, но Харуки Ру был абсолютно невозмутим. Он соглашался с каждым оскорблением, усмехаясь, терпеливо ждал, когда иссякнут все бранные выражения в его адрес, когда он делал что-то не так, после чего тепло улыбался и целовал девушку, позволяя ей вымещать на себе злобу. Даже Ёми заметила, что его юношеская и детская агрессия пропала, осталось только спокойствие. Как историк-археолог он был предан своей работе, но так же теперь бы предан своей семье, девушке, друзьям. Он перестал зацикливаться на себе, и жизнь стала гораздо проще. Это и поражало Таюю в нем. Он запустил тонкие длинные пальцы в свою густую рыжую шевелюру и растрепал и без того лохматые волосы.
- Она давно так не напивалась. Это её пятый загул за три года. Я не могу не беспокоиться.
- Но в этот раз она не пила одна. Знаешь, в компании как-то легче. Плюс, она выговорилась хоть кому-то, кроме нас. Наконец-то. – Хокумон засмеялась, заметив, как тонкие губы её молодого человека слегка исказились, словно Ёми звонила ему каждый вечер и рассказывала о своих проблемах. Хотя, сейчас он был рад любому звонку сестры. Они оба понимали, как много упустили, играя в холодную войну. Но девушка невозмутимо прервала его мысль, фыркнув и развернувшись к плите.
- Ох, завали ебальник, философ хуев. Я беспокоюсь, что женский алкоголизм плохо поддается лечению, а ты мне тут всякую ванильную херь рассказываешь. – Она не слышала из-за шипения масла, как отодвинулся стул, не слышала тихих шагов босых ступней в её сторону, но почувствовав, чуть вздрогнув, как тонкие жилистые руки обвивают её талию и как острый подбородок Ру впивается ей в макушку.
- Беспокоишься, заразка. – С улыбкой проговорил он, не дав своей подруге вырваться из крепкой хватки.
- Иди нахуй! – Со смехом проговорила розоволосая, чувствуя спиной тепло чужого тела.
***
Тобирама устало посмотрел на своего спящего брата, который оглушительно храпел после вечера в компании подруги детства, вновь оставив всю бумажную волокиту на младшего брата. Сенджу испытывал желание встать со стула и спихнуть старшего с кровати, тем самым разбудив его, но знал, что толку будет от этого чудовищно мало, поэтому вновь вернулся к документам. Конечно, он мог пойти в свой номер и работать там, но сейчас ему было гораздо спокойнее находиться в компании Хаширамы, который был без сознания. Спокойнее за себя. Желание поехать к девушке притуплялось.
Это пугало его. Он понял, что что-то идет не так, когда недовольную и нервную Ёми впихнули в переговорный кабинет, чтобы она переводила японскую речь. Он чувствовал, как непривычно засосало под ложечкой, когда она взглянула на него и произнесла “Тобирама-сан”. Это было ненормально и противоестественно, ведь они не виделись больше двадцати лет.
“Это пройдет” – Мысленно уверял он себя, но это не проходило. Так же, как и желание придушить Учиха, который вынудил её пройти через такую боль. Тобирама вновь судорожно и раздраженно выдохнул, вспоминая дрожащие плечи Харуки.
- Каким уродом нужно быть. – Вырвалось у него вслух. Харирама смачно чавкнул, словно согласившись с братом, переворачиваясь на другой бок.
- Да, дорогая. – Протянул Хаширама, чуть вздрогнув от прохладного ветра из открытого окна.
Тобирама уже в ресторане понял, почему Мадара так поступил, но ему была непонятна причина, которая не дала Мадаре объяснить девушке, из-за чего они не могут быть вместе. Что ему помешало сказать: “Со мной ты будешь всю жизнь в опасности”? Гордость? Достоинство? Имя Учиха не позволяло сказать правду? Мужчина отложил документы, доставая мобильный телефон Хаширамы. Два пропущенных и несколько сообщений. Сенджу внимательно прочитал каждое, в котором Мадара требовал у его брата ответа, с кем он был в ресторане. И он едва сдержал усмешку, удаляя их из истории. Учиха сделал свой ход, теперь это его не касалось.
***
Тобирама усмехнулся, заметив на площадке знакомый силуэт. Ёми вновь что-то вылепила и смотрела на свое творение, не двигаясь. Стоило Сенджу сделать шаг к ребенку, как Харуки вскочила с площадки, ударив ногой высокую башню, которую делала не один час. Она еще раз пнула песок, превращая свою работу руины, и отряхнула бирюзовый комбинезон. Он целый год наблюдал за тем, как Ёми создает в песочнице нечто невообразимое. Сенджу чуть склонил голову, направляясь к ней.
- Ты что творишь? – Остановившись неподалеку, крикнул он, замечая, как сильно девочка сжала кулаки.
- Он меня раздражает! Он ведет себя как самодовольный индюк и считает, что ему дозволено следить за моим каждым шагом.
- Так не дружи с ним. – Сенжду пожал плечами, приближаясь и садясь в песочнице, тыкая в остатки башни. – Ты не должна крушить и вымещать злобу на такой красоте.
- Я не могу с ним не дружить. – Тихо пробормотала девочка, потупив взгляд. – Тогда Хаширама-кун грустить будет.
- Ну, я же с ним не дружу.
- Так тебя и эмоции твоего брата не трогают! – На это громкое заявление мальчик усмехнулся, бросая попытки восстановить башню. Так как у девочки, он все равно не сможет сделать.
- Зато меня беспокоят твои эмоции, Ёми-чан. Ты слишком маленькая и можешь не понимать тех чувств, а Учиха не понимает, почему их не понимаешь ты.
- Я сейчас не понимаю, что ты говоришь. – Альбинос замотала головой, садясь рядом с Сенджу, и взяла в руки совок.
- Просто не позволяй Учиха манипулировать собой, хорошо, Ёми-чан?
- А что будет, если позволю? – Не понимала девочка, впиваясь взглядом в Сенджу. Альбинос пожал плечами, кивнув в сторону разрушенной башни.