Питер его вообще много от чего сдерживает.
Они выходят наружу, пересекают крошечный сквер и направляются вдоль залитой огнями дороги. Проносятся редкие машины, в лицо бьет легкая прохлада. В другой ситуации это сошло бы за романтичную прогулку в ночном городе, за бессонную ночь после миссии.
Питер прячет руки в карманах толстовки, бредет по тротуару. Он вроде и рядом, но мыслями далеко.
Они останавливаются на углу здания. Тони смотрит на наручные часы. Молчать невозможно.
— Немного осталось. Все буде…
— Я за ним не уследил.
У Питера дрожат губы. У Тони что-то щемит в горле.
— Неправда. Эй, — он разворачивает Питера к себе. Тот отводит взгляд. — Даже не думай об этом.
— Правда. Он же глупый. А я еще глупее.
— Это не так, вы оба бываете слишком умными. А ты не должен себя винить.
— А ты? — вскидывается вдруг Питер, изможденно на него глядя. — Ты себя не винишь, когда я вляпываюсь во что-то? Также по-идиотски и неуместно, и потом… Я об этом сижу и думаю. Я же помню, как ты переживал, когда я сломал руку. Или попал в засаду. Только я это делаю сам, а тут я… за него несу ответственность. А он теперь… один, там, лежит, ему больно, он может… И кто виноват?
Питер ожесточенно прижимает ладонь к подбородку, поджимает губы. Он весь истекает переживаниями и дурными предчувствиями. Тони открывает рот и не знает, что на это ответить. Хотя бы приблизительно. Питера сейчас не переубедить в обратном, поэтому он просто притягивает его к себе, обнимает крепко. Питер не реагирует толком, но ладони у него на груди прячет.
Тони пытается не корить себя. Его выручает уведомление Пятницы. Из клиники. За мгновение до ответа он лихорадочно соображает, что сказать Питеру при худшем раскладе. Тот безотрывно смотрит на него расширившимися глазами, выискивает малейший намек в лице после короткого уточнения.
Лицо Тони прорезает улыбка, и он ободряюще кивает Питеру. Тот еще больше сжимается, разворачивается, порывается броситься обратно в клинику. И опять ныряет к Тони, чересчур крепко его обнимая. Всхлипывает, прячет лицо на шее, разделяя облегченный вздох.
Тони гладит его по голове. Теперь можно.
========== 50/50 ==========
Тони наблюдает за пробивающимся через шторы утренним светом. Те задернуты неплотно, пропускают тающие яркие просветы. Через два дня лето, а у него сегодня юбилей. Звучит не очень. В молодости круглая цифра казалась внушительной, а теперь вот ему пятьдесят. В то время как Питеру немного за двадцать — Тони никогда не помнит, сколько ему точно. Мозг отказывается впечатывать в подкорку извечное напоминание о разнице в возрасте.
— Хочешь — не будем отмечать, — с необычайной нежностью предложил Питер пару недель назад. Тони разлегся котом через его колени, безмолвно требуя, чтобы его гладили и тискали.
— Пресса загудит заранее, — втянул Тони живот от пробежавшейся по ребрам щекотки. — Придется.
Питер не просто так спрашивал. В прошлом году случился прецедент. Глупо, неуместно, но Тони ничего не мог с собой поделать. Ходил, натянутый, как струна, хмурился, ехидничал сам над собой так усиленно, что даже Питер не выдержал его настроения: разругались перед праздником. Эдакое напоминание самому себе, какая разница между ними. Было все равно, а год назад зудело отравой.
Прошло и прошло. Сейчас спокойнее.
Тони проснулся немногим раньше, привел себя в порядок, но по делам не спешит. Устроился рядом поверх покрывала, наблюдая за Питером, свернувшимся под тонким одеялом. Знает, что ему нравится просыпаться с ним рядом. И это взаимно.
Включается будильник. Из динамиков звучит Лед Зеппелин, выбивает у Тони улыбку. Не он же поставил.
— М-м, как я люблю просыпаться под басы по ушам, — раздается сонное из-под одеяла и на Тони заползают лапки паучка. А затем и сам паучок, выныривает, подбирается ближе, целует его в шею.
— У нас какой-то праздник?
— Рождество, наверное? — улыбается Питер ему в ухо. Теплый, сонный, возбуждающий. Кусает за подбородок разом требовательно и ласково.
— Посидишь на коленях у дядюшки Клауса? — не спрашивая особо, Тони скользит ладонями по плавным изгибам, сжимая их на ягодицах. Сегодня его желание — опоздать везде, где только можно. Возражения не принимаются. Энергия в чистом виде.
Питер ему дарит, как он сам говорит, ничего. Этот набор «ничего» начинается с маленького конвертика под тарелкой с яичницей, когда они наконец добираются до кухни. Тони снисходительно усмехается, выуживая из него купон на ежегодную бесплатную шаурму, которую он может получить прямо сегодня. Питер разводит руками. У него несколько дней рождений в году, как-никак.
Следующим в руки попадает набор невероятно уродливых футболок с запиской «ты будешь прекрасен даже в этом». Тони находит этот дар свыше в гардеробной. Выбирает самую аляпистую из этого дизайнерского кошмара, сверху спасается пиджаком. Питер награждает его сияющим взглядом.
В машине Тони дожидается виниловая пластинка Металлики, а махнув рукой на поздравления от Эбби и зайдя в кабинет, он находит то самое мороженое в шоколаде из его молодости, которое Питер разыскал не пойми где. И вот ему снова пятнадцать, он ест пломбир, бесцеремонно закинув ноги на рабочий стол, и обводит взглядом пространство кабинета, заставленный пестрыми коробками и цветами — из тех что не успели отправиться домой. В принципе, этот день не так уж и страшен. Приходится ответить на пару важных звонков, десяток тех, что нельзя проигнорировать из этикета, и перевести на Пятницу (которая удосужилась снизойти до поздравления) миллион прочих. Он про них и не вспомнит, но знает, что это сделает Питер.
Этажом ниже его ожидает поздравление от сотрудников. Что скрывать, Тони внимание нравится, он улыбается, производит должное впечатление, толкает небольшую благодарственную речь. Ему достается огромный по человеческим меркам торт в виде его Башни. Конструкция вся светит и переливается, он даже пробует кусочек, принимая тарелку из рук Эбби. Переслащен, но неплохо.
Еще пару часов офис полнится дорогущим хламом, звонками, курьерами. Слава богу, это все принимать не Тони. Он носит с собой только пакет с подарками Питера. К ним прибавился найденный в конференц-зале новенький футляр для очков «который ты все равно где-нибудь оставишь» и огромная плитка швейцарского горького шоколада, который он пробовал как-то во Фрибурге, между делом сообщив Питеру, что на вкус это неплохо. Он закидывает в рот кусочек, перебивая приторность торта, и усмехается своим мыслям.
Приходится признать, что в этом дне есть свой шарм.
Позже его забирает Питер, занятый подготовкой вечера, и они едут на обед, увы, не за шаурмой. В ресторане Тони достается сладкий комплимент от персонала и аплодисменты от публики. А еще Питер, который смакует пирожное вместо него. Вердикт — вкусно. Тони отвечает, что и без этого за пять лет совместной жизни должен был подхватить диабет, и пытается утопиться в кофе. Питер просит еще десяток таких же десертиков с собой, убеждая официанта, что Тони обязательно попробует их дома. Старк награждает его убийственной улыбкой, с некоторой гордостью задаваясь вопросом, когда это Питер стал таким мстительным.
— Мистер Паркер, вы в курсе, что я вас люблю? — говорит Тони, когда они выходят из парковки в лифт Башни, надо переодеться к званому ужину. Он старается говорить это чаще, и с каждым разом выходит все проще, ценность слов не теряется. Если бы не терзающая мысль, сколько ему еще нужно успеть сказать.
— Я об этом догадался, мистер Старк, — улыбается Питер, заходя в лифт, и нежно целует его в губы, держит за руки. Тони усмехается в ответ, притягивая его к себе. Еще один лучший момент в жизни из тысячи.
Двери лифта разъезжаются и Тони в лицо брызжут конфетти, а по ушам дают возгласы и аплодисменты. Прикрывая рукой глаза от блесток, Тони видит Стива, Наташу, Беннера, Ванду с Виженом под руку, Хэппи и Мэй в обнимку и Роуди, придерживающего Эйти. Тот вырывается под переливающийся дождь и запрыгивает, ставит лапы хозяину на грудь.