— Тони, — Питер его потерянно окликает, не зная, как остановить. Ему чертовски не хочется, чтобы Тони уходил. Чтобы вот так.
— Постарайся поспать, — говорит тот сухо в дверях, не глядя на него и выключая свет.
Питер сгребает одеяло в руках, слышит каждый удаляющийся в глубь коридора шаг, глядя перед собой в темноту.
И не понимает, что это вообще было.
Они вместе с Тони несколько месяцев. Три, если быть точнее. До этого Питер не подозревал, что можно испытывать такое количество счастья ежедневно. Ему как будто выпала золотая карта в обмен на все разочарования в жизни — ведь это было взаимно.
Они вместе несколько месяцев и Питер до сих пор не может понять, по-настоящему ли это. Это ведь не то «вместе», как у двух людей, которые решили встречаться. Он видел, как это происходит в школе — парни и девочки ходят на свидания, в кино, украдкой целуются и гуляют. И вся школа знает, что вот они — вместе.
У них не нормальные отношения. О них с Тони никто не знает. Питеру до сих пор кажется это чем-то невозможным. Неосуществимым. Рядом с Тони время пролетает за секунду, а без него тянется вечностью. Питер влюблен по уши, влюблен в его глаза, лицо, слова и жесты. Влюблен в возможность быть рядом, возможность отдавать и получать тепло. Он правда любит и совсем не знает, что может быть вот так. Не только радостно и волнительно, не только чтобы украдкой оставаться с ним на пару ночей.
Он опускает глаза на смятое покрывало. Ему кажется, что лучше Тони оставить сейчас одного, на что тот непрозрачно намекнул, но в груди все саднит. Это из-за кошмаров? Он ведь не хотел нападать на него? Или в этом виноват как раз он, Питер?
Паркер знает тысячу улыбок Тони, но только впервые увидел потерянность на его лице. Терзание. Как он может оставаться в стороне?
Питер вылезает из-под одеяла и тихо выходит в темный коридор. Он отлично видит в темноте, но вновь замирает, не зная, идти или вернуться обратно.
Он находит Тони в гостиной. Тот сидит на диване, естественно, без сна. Питер неловко топчется на пороге, выдавая себя потрескиванием ламината, и все же проходит в темную комнату. Тони его замечает, но головы не поворачивает. Питер подходит ближе к дивану, замирает у подлокотника.
— Ты не расскажешь, что тебе снилось?
— Ничего хорошего. Я не хотел тебя пугать, — голос у Тони чужой, незнакомый. Прогорклым отдает. И жесткостью.
— Я не испугался, — почти честно говорит Питер. Молчит ещё немного. — У тебя часто такое бывает?
Тони не отвечает. Не хочет говорить. Питер чувствует себя заплутавшим на экзамене учеником. Не знает, с какой стороны подступиться, да и стоит ли.
— Что тебя беспокоит? — ещё одна попытка.
— Думаешь, что если мы поговорим по душам, то мне станет легче?
У Питера внутри все съеживается от этого тона. Тони смотрит на него, и Питера захлестывает чужими переживаниями. Он заводит руку назад, сжимая пальцами край футболки до боли.
— Ты можешь… рассказать мне.
— Что я должен сказать? То, что вижу раз за разом в этих чертовых кошмарах и не могу ничего исправить снова?
Питер вздрагивает, понимая, что Тони не хочет его видеть. И что ему лучше убраться. Только у него сердце кровью обливается, и он не знает, куда ему себя деть. Садится рядом на кресло с идеально прямой спиной, пытаясь что-то придумать.
— Исправить что?
— Питер, я не собираюсь это обсуждать. Все эти разговоры бессмысленны, с тобой или с кем-то еще. Я тебя напугал и не нужно еще больше трепать нервы этими беседами, — отчётливо и доходчиво говорит Тони. — Иди спи.
— Не пойду. Я не могу тебя оставить одного.
— Чувство долга разыгралось? — саркастическое уточнение.
— Не оно, — Питер качает головой, проглатывая отчаяние. — Я просто пытаюсь понять.
— Понять, что снится человеку, который разрушил пару городов?
— Ты сделал это… Чтобы как лучше, — это сложнее, чем кажется.
— Ещё скажи во благо.
Питер правда не знает, как возразить, но знает, что это неправда. С перепугу, с непривычки, ночью мозг плохо работает. А Тони сложно переубедить.
— Можно я… Просто останусь? — спрашивает Питер, подозревая, что Тони не хочет его видеть, но от своего не отступаясь. — Я хочу быть рядом.
— Нет, не хочешь. И не будешь, — резко говорит Тони, пронзительно на него глядя. — Я уже проходил такие обещания. Сейчас тебе кажется, что это великодушно и все можно исправить, но со временем тебе это надоест. Как и всем вокруг.
У Питера чуть слезы не наворачиваются от таких слов. Не от грубости или обиды — от этой неожиданной бреши в окружающей Тони стене. Он никогда не видел его таким, да и кто видел? От того, сколько он пережил и что видел в ответ. Не успевает он возразить, как Тони продолжает.
— Надо с этим сворачиваться.
— Нет, — вырывается у Питера прежде, чем он полностью осознает всю глубину этих слов и к чему пытается подвести Тони. — Нет, стой.
— Питер, послушай. — Тони устало потирает переносицу. — Это не то, что тебе нужно.
— Нужно, — горячо возражает Питер. — Ты мне нужен. Как есть.
— Тебе так кажется. Отношения для тебя сейчас — подростковая влюбленность. Тебе это просто не нужно. Ни сейчас, ни в будущем.
— Ты считаешь, что это просто так? То, что мы вместе?
— Да, мы вместе, но не нужно пытаться углубляться во всё это. Мы оба это понимаем.
Весь мир Питера дает в этот момент трещину и главный его осколок со всем усилием пытался его резануть как можно больнее. Только мозги у него кое-как, но работают, и он силится ухватиться за здравый смысл. Тони это нарочно. Это не так. Все ведь было хорошо.
— Тони, пожалуйста, не говори так, — у него дергается голос. — Я тебе не верю.
— Ты мне не веришь? Может, ты ещё не веришь, что я тебе в ночи чуть шею не свернул?
— И что дальше? — непонимающе уточняет Питер, лихорадочно соображая выход из складывающейся ситуации. — Я же не пострадал.
— Не в этот, так в следующий, как ты не понимаешь.
— Так может я поэтому и должен быть рядом? Потому что мне ничего не будет, даже если на меня стена упадет? — Питер беспомощно разводит руками и в ту же секунду отчетливо понимает истину своих слов.
Тони мрачнеет.
— Не сравнивай стены и броню. Если я не проснусь вовремя, то. Я даже думать не хочу, что тогда будет. Это не безопасно для тебя.
— Да мало ли, что не безопасно для меня! — вскидывается Питер. — Ты не должен переносить это один, я ведь могу это разделить тоже.
Тони не отвечает, и Питер съеживается, устыдившись на мгновение такого порыва. Что разделить? Прошлое Тони, в котором он не присутствовал? Он ведь практически ничего не знает, только из новостей. Питеру становится до безумия стыдно. Он никогда не спрашивал, а Тони не делился. Не то чтобы это хорошая тема для завтрака, но он даже не думал об этом.
— Ведь люди так и поступают, — он предпринимает ещё одну жалкую попытку, — делят проблемы вместе. Разве нет?
У него опять дрожит голос, и делается очень страшно. Может, Тони по-настоящему не считает, что они вместе? Не чтобы его оттолкнуть, а прямо по-настоящему? Поэтому не доверяет. Потому что Питер, окрыленный своим счастьем, ни разу не удосужился уточнить, все ли у него в порядке.
Молчание тянется бесконечно. Наконец, Тони одаряет его тяжёлым взглядом, и у Питера все сжимается внутри. До мурашек. До боли в ребрах.
— Лучше тебе уйти.
Повисает тишина.
Питер опускает глаза, вонзаясь ногтями в ладони. Поднимается на ноги с гулко бьющимся сердцем, что ему еще остается. Комкает в пальцах край футболки, перед тем как сделать шаг и опуститься на диван рядом с Тони.
— Лучше, может. Но я не уйду. Извини.
Тони не шевелится, не подпускает, но Питеру многого не надо. Не гонит ведь. Поэтому он лезет под руку, обнимает его, показывая, что он рядом, опасаясь, что тот передумает, оттолкнет. Он не дышит целую вечность, но рука Тони оказывается в его волосах, поглаживая, вызывая едва слышный вдох.