Одним осенним холодным утром Тони находит у себя седину, произросшую в волосах паршивым чертополохом. Он разбирает волосы на пробор и вдруг видит отблески у корней. В первую секунду не осознает, что это, но посветлевшие местами корни никуда не деваются под удивленным взглядом. Уже несколько сантиметров отросли, а он и не видел.
Тони ошеломляет не столько это, сколько ударивший в затылок вопрос Питера через несколько дней.
— Ты покрасил волосы?
Тони вылезает из костюма на входе в мастерской. Питер спрыгивает с потолка на пол. Бестолковый вечер, только с Кэпом лишний раз повздорили.
— Ты видел?
— Что?
— Седину.
— Ну да.
— И ничего мне не сказал?
— Зачем?
Тони смотрит на Питера, не понимая, смеется тот над ним или нет. Тот вопросительно приподнимает брови.
— Не догадываешься?
— Я даже не подумал, если честно. Тебе и так хорошо было.
— Хорошо стареть. Скажи прямо: не хотел, чтобы я видел.
— Нет, конечно, — Питер хмурится, улавливая, на что тот намекает. — Тони, ты не стареешь. Это всего лишь цвет волос.
— Мне тошно от этого, — ожесточенно дергается Тони, когда Питер устраивает ладони у него на плечах. Тот не отстраняется.
— Делай, как считаешь нужным. Но ты прекрасен всегда.
— Успокаиваешь меня?
— Нет, пытаюсь сказать, что это ерунда.
— Ерунда?
— Люди и в тридцать лет седеют, господи! Это вообще ничего не значит.
— Да брось. Даже я не обрадовался бы жизни с человеком, которому до старости всего ничего.
— А если бы это был я?
— Ты — это другое.
В уголках глаз Питера мелькает улыбка. Тони не может ничего этому противопоставить.
— Тони, ты самый красивый. Самый сильный, умный и притягательный, — проводит Питер ладонью по его волосам, забирая прядки назад, — для меня так точно.
— Посмотрим, как ты заговоришь лет через пять.
— Заговорю. Скажу, что ты стал еще прекраснее. Будь ты хоть зеленым и в крапинку, — напоминает Питер со слабой улыбкой. Приподнимается, нежно целует его в переносицу. Тони хмурится, но позволяет себя обнять.
— Тебе дать еще пару минут отвести душу и убедить меня в том, что я ничего не понимаю? — насмешливо спрашивает Питер, задирая подбородок.
— Буду на Рождество стариком с мешком за спиной, — ворчит Тони. — Даже костюм не понадобится.
— Дети не поверят, увидев такого горячего Санту, — фыркает Питер. Заглядывает ему в глаза так честно-честно, что Тони не может не верить. — Придет к тебе за подарком какой-нибудь подросток и все — уведет.
— Я слишком хорош, чтобы смотреть на всяких там подростков, — нехотя подыгрывает ему Тони, ослабляя его костюм и стаскивая до бедер, — а вот тебе не помешало бы подкачаться.
— Думаешь? — приподнимает брови Питер, пока пальцы Тони в который раз исследуют идеальные изгибы тела и залезают на поясницу.
— Кажется, у тебя слегка проседают мышцы пресса, — прикосновения перемещаются на живот, который Питер непроизвольно втягивает, — надо это исправить. Предварительно закинув ноги мне на плечи, конечно.
У Питера дергается уголок губ и он прижимается к Тони всем телом, плавно, но настаивающе. Тони с накатившим облегчением понимает, что его и вполовину не тревожит тема возраста так, как Питера. Это главное.
Иного он бы не вынес.
Четыре месяца назад
— Сходим куда-нибудь на ужин? — раздается у Тони под ухом. Питер, прокравшись в кабинет, втискивается боком на подлокотник кресла, обнимает сзади за плечи. Как всегда цепко, но мягко.
— Что это мы такие довольные после рабочего дня? — хмыкает Тони, перехватывая его руку и нежно целуя в ладонь.
— Не знаю, — улыбается Питер, возвращая ему поцелуй в висок. — Пятница, как давно я здесь живу?
— Четыре года, одиннадцать месяцев и пять дней, сэр.
— А в днях?
— Тысячу восемьсот дней.
— Вот, — кивает Питер, — радуюсь юбилею.
— Порадуй меня тогда еще после ужина, идет?
— Обязательно, — обещает Питер. У него правда чудесное настроение. И Тони, такой Тони, изображает из себя серьезного дельца, в бумажках копается, а стоит только почесать за ушком — тут же расслабляется и разве что не мурчит. Питер ворошит волосы пальцами дальше. У Питера перехватывает дыхание, когда он видит проседь у корней. Он весь напрягается, прикусывая щеку изнутри.
— Что такое? — спрашивает Тони, чувствуя передавшееся напряжение.
— Я вспомнил, что забыл Эбби скинуть один документ, — говорит он с отстраненным спокойствием, покидая кабинет быстрее положенного. — Я быстро.
Питер идет в спальню и дышит так, словно пробежал несколько километров. Не ожидая от себя подобной реакции, он садится на краешек кровати, испытывая необъятную панику. Седина. И что такого. Он почти уверен, что Тони ничего не заметил. Он жутко невнимателен в бытовом плане — есть подозрение, что если Питер перекрасит их спальню в синий, Тони не сразу озадачится вопросом, почему стало так темно.
У Тони всегда были седые волосы. Те, что от стресса, от заглючившей системы безопасности в Марке и спасения мира. Они путались несколькими серебряными прядями, почти неуловимых для человеческого глаза и врезались Питеру в комок мышц под ключицей. Со временем он перестал обращать на это внимание, тем более, что после стрижки Тони возвращался без них.
А теперь вот настоящая седина. Слишком рано.
Это ведь про старых людей. А Тони не такой, он никогда таким не будет. Он выглядит моложе своего возраста. Это всего лишь изменения в организме. Питер где-то слышал что появление седины — это показатель здоровья. Ха-ха.
Питер с трудом давит то страшное в себе, что по его мнению называется лицемерием. Волновало бы его, ходи Тони с синими волосами? Нет. А белые почему-то волнуют. Так волнуют, что он не может уснуть до утра. Ужинать они так и не пошли — Тони не успел разобраться с бумажками. Благо не успел. Позже Питер потерянно прижимается к нему, чувствуя под ухом ровное сердцебиение, а под руками - крепкие мышцы. Ночью мыслить трезво сложнее, он мучается кошмарами, в которых Тони от седины до могилы — несколько дней. Глупо, но ничего не может с собой поделать.
С огромным трудом он убеждает себя на протяжении нескольких дней, что в этом ничего такого. Хэппи вон давно ходит с побелевшими волосами, и ничего. Ему идет, он стал выглядеть добродушнее. Главное, вслух ему об этом не сообщать.
В конце концов Питер приходит к идее, что он никак не может повлиять на ситуацию. Это ничего не значит, просто он не хочет принимать. Вот ведь, успокаивает Тони, беззаботно, словно ни разу ни о чем не волновался. Питер сам в это верит, когда Тони подхватывает его под бедра посередине коридора и вжимает в стену. Только обнимает его куда крепче привычного, топит свои переживания в пропитанных горьким медом поцелуях.
Ему правда неважно. Просто нужно выбросить это из головы первым.
========== Important rules ==========
Иногда Тони догадывается, что у него не самый высокий эмоциональный коэффициент. Порой даже предполагает, что он ниже обычного. Сильно ниже. Раза в полтора. Но не больше. Не совсем же он камень очерствелый.
Об обратном ему талдычит Роуди, напоминает Хэппи и пару раз намекнула Пятница. Что у него под носом маячит выпрыгнувший из подросткового возраста парень, которому все его загоны не сдались. Ему нужны внимание и забота, напрямую и наглядно. Над отношениями нужно работать, не бросать все на самотек, становиться лучше и бла-бла-бла.
Не зудит только Питер. Питер сам его о многом спрашивает, восторженно роется в его вещах и смотрит на него после пятиминутной разлуки так, словно они не виделись месяц. И именно из-за этого Тони со временем составляет себе в голове небольшой список. Обязательства. Правила. Которые нужно выполнять. Прием витаминов пропустить пару раз можно, а регламент — никак.