— Я правда это понимаю, просто… вышел из себя.
До Тони сравнительно недавно начало доходить, что любое его слово Питер воспринимает не как «услышать и забыть», а как что-то личное и весомое. Это уже не по новостям в сюжетах светиться — это шестнадцатилетнего пацана на путь истинный настраивать.
— Ладно, поехали покормим тебя, я все равно опоздал на обед. На сегодня без сладкого. И когда попадешься на глаза тете, сделай вид, что я провел с тобой воспитательную работу, а не свозил в Диснейленд, — добавляет Тони, заметив засветившееся лицо Питера. Тот для виду напускает смиренный вид, открывая дверцу машины.
— Значит, — подает Питер голос, забравшись на переднее сиденье, — когда я влипаю в школьные переделки, я вызываю ваше одобрение. Но когда спасаю людей — вы недовольны?
— Вот теперь ты в шаге от того, чтобы воспитательная беседа превратилась в исправительные работы.
— Это типа я помогаю вам в лаборатории?
— Это типа ты разбираешь на моем складе все скопившиеся контейнеры, подписываешь их и раскладываешь на места.
— Я ничего не говорил.
Питер виновато на него смотрит, и Тони давит непроизвольную улыбку, выезжая с парковки. Ему бы задуматься, почему он не жаждет отчитывать пацана, но он слишком голоден для философских размышлений. Как-нибудь потом.
***
Спустя три года Тони смотрит на своего супруга выразительным взглядом, прорезающим весь холл, и вполне себе понимает, почему не отчитывал Питера. Собравшиеся на приеме гости разделены на две половины: до сих пор порицающую громкую новость, озвученную три месяца назад, и ту, что понимает: это бесполезно. Тони относится ко всему с напускной беспечностью, но в глубине души за Питера беспокоится. Даже когда отпускает в зал — Тони слишком больших трудов стоило не удерживать его рядом с собой, чтобы никто не прикопался. Отвратительная привычка, но Питеру зрелости и статуса не придавал даже новенький костюм-тройка. Безобидный и переживающий за все паучок, не иначе.
Отставляя нетронутый виски, Тони улыбается очередным вспышкам камеры, бегло пробегается по стандартным вопросам. Последний раз такая шумиха поднималась после раскрытия Железного Человека. Плохо лишь то, что в этот раз Питер втянут по самые уши и… потерялся из виду.
Через несколько минут Тони отделяется от толпы, выискивая Паркера. Прием вроде бы посвящен Старк Индастриз, а не личной жизни владельца, но по-прежнему льются вопросы другого рода. Тони не привыкать — за Питера тревожно. Он проходит в следующий зал, чтобы увидеть последнее, что ожидал. Звенящая тишина расползается очень невовремя.
В двух шагах от него Питер, на лице которого растекается потрясение от произошедшего напополам с раскаянием. Парень рядом с ним прижимает к разбитому носу ладонь, сдерживая кровь. Костюм приличный, но его выдает зажатая в левой руке камера. А Питера — сжатый кулак. Твою мать.
— Что происходит?
До Питера не сразу доходит, что Тони подходит и отстраняет его не чтобы удержать от продолжения — Тони его закрывает собой.
Следующие двадцать минут выглядят как в плохом кино. Незваный фотограф закатывает скандал, обещая раздуть трагедию. От его интонаций Тони хочется повторить «подвиг» Питера, лишь бы тот утихомирился. В голове не укладывается — Питер по-настоящему кого-то ударил. И с его силой — это плохой показатель.
Все кое-как укладывается и обходится без полиции, но не без взаимных пояснений, какие неприятные последствия это может принести самому папарацци. Тони возвращается к закрытию вечера, благо новость не просочилась. Просочится завтра. Питер обескуражен и тем, что за него опять все решают, но признает, что напортачил. Оставшееся время тянется совестливой пыткой.
В машине они молчат. Тони знает, что в таком растерянном состоянии Питер будет огрызаться и кусаться, а потом жалеть. Что и требуется доказать, когда они выезжают с парковки.
— Ничего не скажешь? — спрашивает Питер, неосознанно выискивая повод вскинуться.
— А должен? — спокойно говорит Тони.
— Похвалить — не похвалю, но и отчитывать я тебя не буду, ты уже взрослый. Ровно настолько, чтобы разделять людей на тех, кому можно врезать, а кому нельзя.
Питер осмысливает сказанное секунд сорок, поднимая на него взгляд.
— Ты меня только что назвал взрослым, прибавил мозгов и дал добро на избиение людей?
— Я никогда не сомневался в наличии у тебя мозгов. В остальном — да.
Питер хмурится, мучая запонки на рукавах.
— Прости, — говорит Питер через пару минут и один светофор. — Что так поступил и устроил скандал.
— Его не будет. Во всяком случае не в официальной прессе.
Вот теперь Питер как будто съеживается — и эту стадию ссор Тони не любит гораздо больше, чем первую. Потому что виноватый и потерянный Питер — это карт-бланш против него.
Всегда бесшумный двигатель гудит неожиданно громко. Как и начавшийся за окном дождь. Тони тоже хмурится, ощущая вину и всеми силами пытаясь не перекладывать ее на Питера. Это он его втянул в происходящее, потащив на прием. И сделав предложение. Это — реакция на происходящее, а не беспричинное поведение. Можно представить, какими заявлениями его спровоцировали. Злится он не на Питера и не на репортера, а на себя. Знал ведь, что такое давление публики.
— Просто не реагируй, — пытается продолжить Тони. — Это сложно, но ты еще о себе много чего услышишь. Я бы хотел…
— Не о себе.
Тони бросает на него выжидающий взгляд. Питер смотрит на него прямо и честно.
— Меня это не беспокоит. Я много чего о себе слышал. Еще со школы. Я просто напоминаю себе, что это не так и ты обо мне так не думаешь.
— Из-за чего тогда сорвался?
Питер хмурится на долю секунды, пытается сказать что-то важное.
— Защищаю честь того, кто мне дорог.
И пока Питер напряженно разглядывает размытые улицы за окном, до Тони доходит связующая двух ситуаций, первая из которых случилась несколько лет назад. Пытаясь проникнуться невероятным в своей новизне осознанием, что за него вступились, приняли на себя общественное осуждение и врезали кому-то по роже, Тони находит, что Питер куда лучше него понимает, кого и когда стоит поставить на место.
Кажется, его паучок не такой уже и безобидный. Стоит смириться.
========== Twisted ==========
— Так во сколько вылет?
— Завтра, в восемь. В Мексику.
— Отлично.
Питер молчит. Выжидает полторы минуты, прежде чем Тони отвлекается от работы и смотрит на него уже осознаннее.
— Еще раз?
— Проверяю, услышали ли вы меня.
Тони едва щурится, наблюдая за проступающей на лице Питера тенью улыбки. Вот наглец.
— Расписание внесено в телефон. Надо быть на взлетной площадке в восемь утра, команда уведомлена, летите, так и быть, в Афганистан. Мистер Стейн просит вести себя чуть более прилично, чем, например, вчера.
Мало у кого бы хватило наглости спокойно говорить такое в лицо начальству, но Питер даже не думает тушеваться. Тем более что Тони пропускает мимо ушей, возвращаясь к копанию в железе, а не в своем поведении.
— Передай торцевик.
— Так что насчет покупки полотна? — уточняет Питер, вкладывая в его ладонь торцевой ключ и покачивает головой в такт взрывам музыки. В мастерской рок звучал почти круглосуточно.
— Которое якобы по завышенной цене? — передразнивает Тони его же слова.
— Да я и не собирался вас переубеждать, — хмыкает Питер, делая пометку на планшете. — И насчет остального вашего поведения.
— Я весь в невнимании.
— Журналистка, Тони.
— Разве она ушла утром недовольной?
Снисходительный взгляд Питера силы не имеет, Тони даже не оборачивается. Приходится продолжить вопросом.
— Разве она не обидится, если вы ей не перезвоните?
— Она умная девочка. Да и на пару вопросов ответить внятно я все-таки успел.