— Не представляю! Может, займешься моим расписанием поминутно?
— Может и займусь, если понадобится. Как только упускаю тебя из виду — ты как специально отбиваешься от рук!
— Отбиваюсь? О, знаешь, я заметил, что слежки тебе мало! Давай-давай, не забудь про попытку воспитания!
— Если бы я тебя воспитывал, ты бы не устраивал здесь черт знает что!
— Слава богу, что ты мне не отец!
Секунду Питер не может поверить, что сказал это вслух. В зазвеневшей тишине водопадом разливается неприятная атмосфера. В лице Тони что-то неуловимо искажается, и Питер мгновенно раскаивается в своих словах.
— Тони…
— Дубина тебе поможет здесь все убрать.
Тони пресекает всякие попытки Питера поправить ситуацию этой холодной фразой, и выходит в коридор.
Питер сжимает кулаки, пытаясь сосредоточиться на растекающейся в груди злости, но ее вытесняет отчаяние. Почему, почему он это сказал?
***
До конца дня оба источают отталкивающее друг от друга напряжение, которое просачивается сквозь стены.
Питер запирается в спальне, получает сообщение от Гарри «Ну что, сильно досталось?». Хочет схватиться за голову. Стоило ли это приглашение их ссоры? Нет. Но в нем по-прежнему бурлит обида от того, что Тони ему не доверяет, запрещает и… Это гнилое ощущение, из-за которого с Питером общаются не потому что он такой классный, а из-за денег. Связей. Из-за того, что он живет с Тони Старком.
Ночью Тони спать не приходит, запирается на все замки в мастерской. Пусть торчит там хоть всю неделю. Питер тоже о себе много нового услышал, по сути, что он ничего не смыслящий в людях идиот. Ну и пусть. Раз Тони так считает, первым он не пойдет.
К утру подогреваемая гневом гордость съеживается до крошечных размеров, оставляя чувство вины и тоски. Питер не умеет долго сердиться, даже если очень хочется. Поэтому он вылезает из кровати и идет делать кофе.
В мастерской буквально разливается безмолвное напряжение, когда Питер приходит к Тони, словно погружается под воду. Подавляя желание сбежать, он подкрадывается к столу, за которым Тони — разумеется, не спавший, — раскинул голограммы. Ставит кружку на стол — Тони и бровью не ведет. Питер ждет. Еще. И еще.
— У меня здесь есть кофемашина, если ты не заметил.
Дожидается. Подавляет желание грохнуть кружку о пол.
— Я пришел извиниться.
— Да что ты? Интересно, за что? За то, что я контролирую твою жизнь? Не даю общаться с друзьями? Я же такой херовый, что тебе еще нужно?
— Ну прекрати, — с просочившейся в голос мольбой просит Питер. Не может слышать резкость, хотя очень хочется добавить, что Тони тоже не прав — а лучше проскрежетать, что он его бесит. Вот то-то же.
Тони молчит. Душевные силы Питера иссякают, и он почти готов устроить вторую ссору, чтобы Тони потом просил прощения. Но, наконец, Тони пододвигает к себе кружку с кофе, и это можно считать первым шажком к перемирию, а впереди еще мост Объяснений. Питер садится напротив, забравшись на высокий стул. Надо бы как-то начать разговор, но его опережает Тони.
— Мне неприятно думать, что я веду себя как старый хрыч.
По чуть охрипшему голосу чувствуется, что не один Питер провел ночь в размышлениях. Зато теперь Питеру становится стыдно.
— Я так не считаю, — он смотрит прямо на Тони. — Я не хотел этого говорить. И я так не думаю.
— Ну-ну.
Недосказанность вновь повисает между ними неприятным крючком. Питер упирается локтями в стол, сцепляет руки в замок. Почему всегда так сложно мириться?
— Почему ты не сказал, что приведешь их домой?
Питер не поднимает глаз. Этот вопрос, как ни странно, страшит его больше всего.
— Потому что ты сказал бы все то же самое, что вчера.
— Я хотел сказать, что они тебя не заслуживают, — после заминки объясняет Тони. — Вот с Недом вы многое прошли, поэтому я ему верю. Я не хочу, чтобы у тебя в окружении был кто попало.
— Сказал человек с миллионом знакомых, — огрызается Питер жестче, чем стоило бы. Заслуживает укоризненный взгляд. Опять молчание, но Тони, очевидно, тоже чувствует за собой вину, поэтому продолжает.
— И что с того?
— И то.
— Вот Роуди считает, что я зазнавшийся придурок в крутом костюме и у него были серьезные поводы так думать. Но он меня всегда прикроет и стерпит. Я пытаюсь соответствовать его стандартам, но, признаем честно, это просто чудо, что он не врезал мне по роже.
Тони пожимает плечами, не придавая должного значения словам Питера. Тот терзает взглядом столешницу, сжимая пальцы крепче.
— Просто, ты прав. Они со мной общаются только из-за тебя.
У Питера срывается голос. Он не видит как Тони хмурится из-за столь абсурдного умозаключения, выданного на полном серьезе.
— Я сказал сгоряча и имел в виду не…
— Но это так, — судорожно перебивает его Питер, стискивая пальцы, — со мной все время так. В начальной школе никто особо не общался, в старшей, на кружках. Меня даже на вечеринку в честь выпускного не позвали. Даже Неда позвали, потому что он встречался с Бетти, а та была… достойной того, чтобы… И сейчас мне… я, думаешь, не понимаю, что если бы… — слова душат Питера, не ложатся на язык, –…я бы стал в университете таким же, как и в школе, если бы не ты и вряд ли оказался кому-то интересен. И что меня приглашают, потому что ты… Тебя зовут. Я как бы иду, потому что… А на деле ничего из себя не представляю…
— Господи, Питер, что у тебя в голове творится?
Тони с упавшим сердцем смотрит на Питера во все глаза, понимая, что тот уверен в своих словах, как ни в чем другом. Он огибает стол и обнимает Питера, который по виду вот-вот взвоет. Тот прячет лицо у него на груди, немного радуясь, что самый сложный рубеж пройден, вот только вдалеке видится другой. Еще у него кривятся губы, пока руки Тони унимают дрожь в теле.
— С тобой общаются не из-за меня, — говорит Тони, сокрушенный и придавленный такими глупыми словами. — А потому что ты — это ты.
— Откуда ты можешь знать наверняка?
Тони сражает неприкрытая горечь в задушенном голосе Питера. Как он вообще до этого додумался? И как у самого Тони язык повернулся… а, ладно, надо разбираться с тем, что есть.
— А команда? Вот только не говори, что место в Мстителях я тебе забронировал.
— Это другое, — шмыгает носом Питер. — Вспомни все приемы, где мы были, встречи, да даже офис. Хоть кому-то я на работе понравился? Особенно учитывая, что меня взяли на лучшее место?
— Об этом мы уже говорили. Тебе как будто нравится зацикливаться на идиотах.
Маленькая провокация не работает — Питер даже не возражает, борясь с комком в горле.
— Так, ну во-первых, ты очаровываешь людей и без моей помощи, — лихорадочно вытаскивает Тони самые простые примеры. — Вспомни ту журналистку, которая выпытывала про меня, даже не признав в тебе — какой ужас! — того парня, живущего с каким-то Старком.
Питер бурчит в ответ что-то неразборчивое.
— А кто мне говорил, как докапываются преподаватели в институте? По твоей учебе я не заметил, чтобы знакомство со мной что-то решало. И олимпиаду вроде бы ты выиграл, нет? И это что, выходит, не Гвен пригласила тебя на свидание? Да ты на прошлой неделе брал интервью у Октавиуса. Самостоятельно.
В глубине души Питер понимает, что все это так. Но сейчас видит все в негативном ключе и тихо шепчет.
— Может и так. Но с Отто все равно ты меня свел…
— Ты с тем же успехом мог бы познакомиться с ним в любом другом месте. Потому что у тебя есть мозги и интерес к науке.
— Но познакомил–то ты!
Тони тяжело вздыхает, успокаивающе поглаживая Питера по волосам. Через эту стену пробиться сложно, но почему Питер вообще решил ее возвести?
— Питер, — наконец говорит Тони, тщательно подбирая слова и пытаясь выразить очевидную для него мысль, — люди всегда смотрят на то, что из себя человек представляет, и решают, общаться с ним или нет, невзирая на знакомства. Что насчет всеобщих восторгов — на свете гораздо больше глупых людей, чем ты думаешь. Они имеют кучу таких же недалеких друзей, потому что им проще друг друга найти, творят популярность. Я думал, ты уже догадался, но запомни, пожалуйста, одну вещь, — голос Тони становится серьезным, и Питер немного отстраняется, поднимая на него покрасневшие глаза, — я бы точно не стал связывать свою жизнь с человеком, который ничего из себя не представляет. Да и просто представляет — тоже. Я слишком эгоист для этого. На кого-то уникального я еще бы мог согласиться. Но ты еще лучше, понимаешь?