– Сегодня вечеринка у Клавдии. Мужа провожает, помнишь? Пойдешь?
– Пойду. Она меня звала, да и Сергей звал, как отказать. Не на отдых провожаем.
Сергей, закончивший летное училище, уезжал в Прибалтику, во вновь сформированные там войска. Клавдия рыдала дни и ночи напролет, уговаривала, угрожала, теряла силы от горя разлуки, но Сергей был непреклонен. На прощальную вечеринку, которую организовывали небедные Клавины родители в собственном доме за городом, было приглашено столько народу, да такого, что Анна с Ниной сначала сомневались, больно уж не по Сеньке шапка им такие сборища, но потом плюнули и решились. И купили даже по новому платьицу – по недорогому, но красивому – глаз не оторвать.
Сойдя с дачного поезда, они долго плелись вдоль путей, увязая в мокрой глине и путаясь в жесткой траве. Предусмотрительная Нина заставила Анну сунуть белые туфельки вместе с нежным кружевным платьем в свою сумку, куда уложила наряд и сама. Поэтому, в резиновых сапожках и коротких брючках они довольно ловко миновали все препятствия и уже совсем скоро оказались перед не маленьким домом, окруженным со всех сторон вековыми соснами.
– Это у них дачка, представляешь? Но они тут постоянно живут, там отопление, вода, все дела. О как. Это тебе не наше общежитие, горячая вода по часам. Тут все ого-го. Вот за кого надо замуж выходить. А мы все за трактористов.
Нина пыхтела, задыхаясь, но уже у самой калитки приостановилась, отдышалась, поправила гладко зачесанные волосы, приладила кудри Анны.
– Сейчас там домработница выйдет, она нас в дамскую комнату отведет, я с Клавкой договорилась. Переоденемся – тогда к гостям. Ты духи взяла?
– Отлила в пузырек. Не тащить же все. И так еле достали, экономить надо. Хватит нам на двоих.
У Анны в крошечной сумочке, завернутый в платочек лежал маленький флакончик с притертой пробкой, который она умыкнула на кафедре. В него аккуратненько, пипеткой она накапала драгоценного «Красного мака», чудом купленного по случаю. От этих духов у Анны разом улучшалось настроение, мир казался чудесной сказкой, и она их очень берегла. Хотя, для Нины, конечно, не жадничала.
Домработница – маленькая, кругленькая, похожая на ежа женщина, провела их по идеально выстриженной лужайке в дому, отправила в дамскую комнату, где высокие изогнутые зеркала отражали многократно шикарные, покрытые чем-то глянцевым стены, начищенные до блеска стальные раковины, пушистые полотенца. И их – съёжившихся от величия обстановки, двух девчонок – испуганных и растерянных.
– Ты, Аньк, прям создана для шикарной жизни, не то что я, корова. Просто фарфоровая. Как ты в селе-то жила, не знаю.
Анна улыбалась и поправляла, изогнувшись перед зеркалом, небольшой скромный бант на поясе своего кружевного платья. Небольшой вырез подчеркивал точеную грудь, пышные фонарики рукавов – изящные руки. Чуть мазнув смоченными в духах кончиками пальцев за ушами и прикоснувшись к прядям смоляных волос, Анна легко пошла вперед, как будто полетела над полом. Нина бросилась за ней и девушки вошли в зал вместе.
…
– Аня, Анечка, девочка. Почему вы все молчите? Я ведь не шутил, я вас замуж возьму. Я вас на руках носить буду, пылинки с вас сдувать. Вы у меня на золоте кушать станете, только из хрусталя пить. Вы себе цены не знаете.
Подпивший молодой мужичок – невысокий, некрасивый, с ушами, покрытыми какой-то нежной порослью, но одетый с иголочки, в блестящих лаковых штиблетах не отпускал Анну ни на шаг. Она уже устала от него отмахиваться, как от назойливой мухи, а он лез и лез, приговаривая, причмокивая, охая от восхищения. Наконец, Нина не выдержала, схватила Анну за руку и утащила в сад.
– Ань. Ты б не игралась. Это ого-го парень, он сынок такой шишки, что озвереет – мало не покажется. Давай ка отсюда, Мне уж Клавка сказала, что он без тебя не уйдет. А сбежишь – найдет. Пошли от беды. Как раз поезд через полчаса, успеем.
Они тихонько выскользнули за калитку, добежали до небольшой платформы и, чуть подождав, уселись в поезд.
Вечерний Ленинград встретил их влажным воздухом, блеском тихой Невы и запахом отцветающей сирени.
А в воздухе пахло войной…