– Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы добиться того, чего вы желаете, – заверила женщина.
– Вот это по-нашему! – одобрил Шаповалов. – Я хочу с вами выпить.
– Извините, но мы не пьем. Вы же не имеете в виду сок или чай.
Шаповалов с недоумением посмотрел на Шаронову.
– Совсем не пьете. В Америке у меня был знакомый мормон. Вы не принадлежите к их секте?
– Нет, к мормонам мы не имеем никакого отношения. Просто однажды решили, что не будем потреблять ничего из того, что вредит здоровью.
Шаповалов с сомнением покачал головой.
– А вот я потребляю все, что вредит здоровью. И чем сильнее вредит, тем больше потребляю. – Он обернулся к стоящему по-прежнему за его спиной Суздальцеву. – Плесни-ка мне, дорогой, – протянул он ему бокал.
Суздальцев подбежал к стойке, налил в бокал виски и вернулся к Шаповалову. Тот с нескрываемым удовольствием сделал большой глоток.
– Как можно не любить этот нектар? – с удивлением произнес он, любуясь бокалом с виски. – Внезапно он повернулся к Ромову. – А вы, молодой человек, надеюсь, выпьете со мной?
От волнения способность говорить внезапно исчезла у Ромова. Потребовалось несколько секунд, чтобы она восстановилась.
– С огромным удовольствием! – воскликнул он.
– Налей ему, – приказал Суздальцеву Шаповалов.
Суздальцев в прямом смысле застыл на месте.
– Я налью себе, – поспешно произнес Ромов.
– Я сказал: налей ему, – грозно повторил приказание Шаповалов.
Суздальцев снова бросился к стойке, плеснул в бокал виски и протянул его Ромову.
– Спасибо, – поблагодарил сценарист.
Суздальцев ошпарил его взглядом. И Ромов вдруг почувствовал, что просто так эта сцена ему не сойдет. Хотя он абсолютно ни в чем не виноват, наоборот, понимая, в какую ситуацию угодил продюсер, хотел обслужить себя сам.
Шаповалов поднес свой бокал к бокалу Ромова.
– Давай-ка, дорогой чокнемся. – Они чокнулись и выпили. – Ты-то обеспечишь мне Оскара? Только не ври. Как говорят в суде: говори правду и ничего кроме правды.
Ромов взглянул на миллиардера и вдруг ясно осознал, что тот совсем не шутит, для него это действительно важный вопрос.
– Я постараюсь изо всех сил.
– К черту твои старанья, стараются многие, а выходят у единиц. – Ты зачем мне его подсунул? – спросил Шаповалов у Суздальцева. – Никого лучше что ли не нашел?
– Он талантливый парень, – пробормотал продюсер.
Шаповалов снова отхлебнул из бокала.
– Какой же талантливый, на какого-то паршивого Оскара не может написать сценарий. Завтра найдешь мне другого.
– Где же я вам завтра найду, Георгий Артемьевич.
– Твое дело, если хочешь оставаться продюсером моего фильма.
Шаповалов шагнул вперед и внезапно чуть не упал. И только сейчас Ромов понял, что тот вдрызг пьян. С двух сторон к нему бросились Суздальцев и Алла. Все это время она молча стояла немного в стороне и наблюдала за происходящем. Вместе они повели, а точнее скорей потащили его к выходу.
Шаповалов немного упирался, но при этом позволял себя вести. Внезапно он оттолкнул своих сопровождающих.
– Мне нужен Оскар и вы мне его сделаете! – закричал он, стукнув себя кулаком по груди.
Движение оказалось для его состояния слишком резким, и он бы упал, если бы Суздальцев и Алла не успели его подхватить. Они увели его из кают-компании. На этот раз он не упирался.
– Думаю, на этом можем завершать наш вечер, – сказал Шаронов. – До свидания. Встретимся завтра, – сказал он Ромову.
– Встретимся, – уныло проговорил Ромов. – Мысль о том, что завтра утром его пребывание на острове может завершиться, вызывало у него отчаяние. – Пойдем, – кивнул он Марине. Взявшись за руки, они покинули яхту.
Шароновы спустились с корабля, и пошли по набережной. Давно стемнело, причем, темнота была такой плотной и густой, что на расстоянии в метр ничего нельзя было разглядеть. Даже море. Хотя оно и было совсем рядом, но не было видно; его присутствие выдавал лишь ритмичный плеск волн о берег.
Супруги молчали довольно долго, они медленно шли по тропинке, и казалось, что эта дорога может быть бесконечной.
– Ты мне ничего не желаешь сказать? – первой нарушила молчание Ольга Анатольевна.
– А разве ты не знаешь, что я хочу тебе сказать. К чему слова, если так все ясно.
– Нет, не ясно. – В ночной тиши ее голос прозвучал и слишком резко и слишком громко.
– Тогда ты права, есть причина для произнесения слов.
– Ты иногда бываешь невозможным человеком, – вздохнула женщина.
– Я знаю, но ты давно привыкла. Так что стоит ли об этом говорить? Говори о том, что у тебя на сердце.