На следующую ночь все повторяется. А если днем поступит сообщение, что на другом участке амурской границы японцы обстреляли наш катер или произошел какой-нибудь иной инцидент, напряжение на брандвахте еще более возрастает.
Я знал, что второй монитор тоже готов к бою, был уверен, что в критический момент его командир точно выполнит мой сигнал, И все же возникала подчас неодолимая потребность встретиться с товарищем, которого много дней видел лишь издалека, в бинокль, — корабли стояли в километре с небольшим один от другого, но командиры, как правило, неотлучно находились на борту.
Мы выбрали местом для своих редких встреч большой камень на берегу, примерно на полпути между позициями мониторов. Посидим там, на виду у корабельных сигнальщиков, не спуская с них глаз, обменяемся впечатлениями о событиях последних ночей, обсудим еще раз варианты боя, который, может быть, придется принять сегодня или завтра, — и от этого товарищеского разговора на душе становится веселее.
Самым трудным, что могло выпасть на нашу долю, было бы решение открыть огонь. Если бой неминуем, с этим опасно опоздать, необоснованно промедлить — агрессор сразу получит преимущество. Но нельзя подать боевую команду хоть на миг раньше, чем она сделается совершенно необходимой. Войны-то ведь не было, время считалось мирным.
— Если решишь, что надо стрелять, я не отстану ни на секунду, — говорил Николай Дмитриевич. Крепко пожав друг другу руку, мы возвращались на свои корабли.
Открывать огонь нам не пришлось. И, полагаю, не пришлось именно потому, что японцы понимали: советские воины-дальневосточники к этому готовы.
Дежурства на брандвахте были большой школой боевой готовности. Да и вся служба на флотилии помогала приобретать навыки, привычки, а в конечном счете и постоянные качества, нужные на войне.
Преобразилась на моих глазах сама флотилия, и не только в том отношении, что она выросла, пополнилась новыми кораблями. Иным стал уровень боевой и политической подготовки, возросла боеспособность.
На флотилии регулярно бывал командующий ОКДВА В. К. Блюхер. Нередко он лично проводил разборы наших совместных с армейцами учений. На кораблях командарм появлялся в морской форме.
Летом 1936 года «Красный Восток» ходил в низовья Амура под флагом начальника Генерального штаба РККА. Вместе с Маршалом Советского Союза А. И. Егоровым, занимавшим этот пост, прибыла группа высших военных руководителей. Когда меня вызвали в штаб и перечислили всех, кого надлежало принять на борт, у меня прямо дух перехватило — среди них были начальник Политуправления РККА Я. Б. Гамарник, начальники Военно-Морских и Военно-Воздушных Сил В. М. Орлов и Я. И. Алкснис, командующий ОКДВА В. К. Блюхер, командующий Тихоокеанским флотом М. В. Викторов, а также руководители Дальневосточного края.
Командующий флотилией объявил задачу похода и, как обычно в подобных случаях, напомнил:
— Корабль и команда чтоб были в блестящем порядке! А за безопасность плавания отвечаете головой.
По Амуру мы шли, как было приказано, самым полным, а по мелким межозерным протокам, куда потребовалось потом заходить и где порой казалось, что винты вот-вот выгребут из-под киля всю воду, — самым малым ходом. Но я был уверен в людях, стоявших на боевых постах, знал, на что способен корабль, и поход прошел без осложнений.
Было ясно, что поездка военачальников в эти края связана с важными мерами, принимавшимися для укрепления обороны Дальнего Востока. На переходе они много работали, совещались, но уделили внимание и нашему экипажу. Не раз беседовал с краснофлотцами Ян Борисович Гамарник. Александр Ильич Егоров выразил желание осмотреть все помещения монитора.
— Хороший корабль! Чувствуется, что построен продуманно и добротно, — сказал он мне после осмотра. И, улыбнувшись всем своим открытым, русским лицом, очень гармонировавшим с его могучей плечистой фигурой, спросил: — Наверное, приятно таким кораблем командовать?
…Как ни привыкаешь к кораблю, знаешь, что служить на нем тебе не бесконечно. Сознаешь и то, что для дальнейшей службы понадобится более основательная подготовка.
И все же известие о том, что предстоит сдавать вступительные экзамены в Военно-морскую академию, пришло в такой момент, когда я меньше всего об этом думал.
В июле 1937 года обстановка на границе вновь обострилась, ожидались провокации и в районе устья Сунгари, в связи с чем наша брандвахта там была усилена. На боевом дежурстве, на позиции близ села Ленинского, я и получил приказ передать монитор старпому капитан-лейтенанту Евгению Козлову.