Огонь был открыт незамедлительно. И не остался безрезультатным; кое-где обстрел с того берега стал слабее. Но тяжелые батареи, которые били издалека, подавить было не так-то просто.
Артиллерийская дуэль разгоралась. Наши корабли повреждений не имели, однако Измаильский порт, обстреливаемый почти в упор, действовать уже не мог. Начали поступать донесения о том, что к нашему берегу в нескольких местах движутся под прикрытием артогня катера, буксирующие лодки с солдатами. Батареи флотилии, корабли и полевая артиллерия не подпускали их к берегу, но попытки форсировать Дунай предпринимались вновь и вновь.
Скоро данных об обстановке стало достаточно, чтобы понять, где стремится агрессор нанести основной на дунайском участке удар. Сильнее всего обстреливался район прибрежного селения Карт ал и кордона Раздельный — между Измаилом и Рени, и именно там противник особенно настойчиво пытался осуществить высадку.
На ФКП каждый делал свое дело, налаживалось практическое управление боевыми действиями. Но все еще возникали мучительные сомнения: то ли мы делаем, действительно ли началась настоящая война?..
Ответ из Севастополя на наше донесение об открытии огня пришел в 5.00. Заметно было, как волнуется контр-адмирал Абрамов, пробегая глазами телеграмму.
— От командующего флотом, — объявил Николай Осипович, и все мы встали. Абрамов громко прочел короткий текст: — «Молодцы, дунайцы, бейте врага по-черноморски. Октябрьский».
Самый первый десант
К полудню, когда о нападении гитлеровской Германии и ее союзников, об идущей уже войне вся страна узнала из заявления Советского правительства по радио, обстановка на Дунае определялась прежде всего тем, что противнику не удалось закрепиться где-либо на левом берегу (хотя отдельные группы солдат до него и добирались). Враг предпринял первый воздушный налет на Измаил, но наши зенитчики и эскадрилья капитана Коробицына, вступившая в бой в полном составе, пресекли бомбежку города. Из двенадцати разнотипных бомбардировщиков, дерзнувших налететь без сопровождения истребителей, пять оказались сбитыми. У нас один самолет был поврежден, но дотянул до аэродрома.
Атмосфера была тревожной, многое оставалось неясным, сведения о противнике поступали подчас противоречивые, связь с соседями и некоторыми береговыми постами не раз прерывалась. Но урона, кроме разрушений в порту, флотилия пока не понесла. Артиллеристы береговых батарей и мониторов действовали отлично.
Однако в создавшихся условиях не могло быть и речи, например, о том, чтобы вывести мониторы из Кислицкой протоки на более выгодные огневые позиции, — во всяком случае, до наступления темноты. Неясно стало, как будем получать боеприпасы и все прочее. До сих пор снабжение флотилии шло из Черного моря по Дунаю, перекрываемому теперь вражеским огнем.
Надо было что-то предпринимать для изменения обстановки в нашу пользу, и я сознавал, что обязан активно помогать командующему в поиске возможных решений. Однако прежде всего следовало, не полагаясь на одни донесения, побольше увидеть собственными глазами.
Командующий, склонившийся над картой, кажется, прочел мои мысли или сам подумал о том же.
— Хотите осмотреться? Правильно. Поезжайте на НП семьсот двадцать пятой. По пути поглядите, что творится в порту. На рожон не лезьте и особенно не задерживайтесь.
Наверху такой же солнечный летний день, как и вчера, но Измаил словно вымер: на улицах ни души. Новенькая, защитного цвета эмка, недавно полученная штабом, объезжает воронки на мостовой. Видны и поврежденные дома. Обстрел сейчас довольно редкий, методический, и отчетливо слышен свист каждого пролетающего снаряда. Один разорвался недалеко, по кабине ударило комьями земли.
С приближением к порту все громче слышна пулеметно-ружейная перестрелка, ведущаяся через Дунай. За стеной крепкого здания встречаемся с командиром военного порта интендантом 1 ранга Жуковым. Он докладывает о состоянии порта, где за несколько часов обстрела повреждено уже многое, о том, что личный состав, включая вольнонаемных, в сборе, укрыт в убежищах и ждет распоряжений, раненые эвакуированы. Говорю Жукову, что порт в недалеком будущем понадобится и сможет работать. Твердо верю — мы сумеем это обеспечить.