Конечно, воспользоваться этой возможностью означало пойти на определенный риск: спади вода — и корабли окажутся запертыми в озере. Однако за водой можно было следить — спадает она постепенно. Да и разведывалось это на случай особых обстоятельств, когда чем-то рисковать пришлось бы так или иначе.
Такие обстоятельства не заставили себя ждать. Наступил день, когда противник, не производя обычных огневых налетов на корабли ренийской группы, вел лишь пристрелку, но сама эта пристрелка отличалась возросшей точностью. У командования группы были основания считать: враг готовит массированный удар по кораблям, возможно, с привлечением кроме известных стационарных батарей подтянутой к Дунаю тяжелой полевой артиллерии. А для корректировки огня, по-видимому, использовались какие-то более совершенные технические средства.
Настораживали также участившиеся полеты над районом стоянки кораблей воздушного разведчика. Если противник, уточнив тем или иным способом их позиции, бросит на них даже не очень большую группу бомбардировщиков, мониторам трудно будет отбиться своими зенитками. А никакие другие средства ПВО их не прикрывали.
На исходе дня 29 июня капитан-лейтенант Кринов собрал на мониторе «Ростовцев» командиров кораблей группы и предложил каждому высказать свое мнение о дальнейших действиях в сложившихся условиях. Командиры мониторов А. С. Маринушкин, П. Д. Визальмирский, В. М. Орлов считали, что возможности стоянки в устье Прута исчерпаны. Так оценивал положение и сам Кринов. После «военного совета» на «Ростовцеве» он радировал командующему, что считает необходимым этой же ночью перейти в озеро Кагул, с тем чтобы, базируясь в нем, продолжать выполнение прежних боевых задач.
Командиру ренийской группы, в силу условий ее дислокации, предоставлялась большая самостоятельность, и Кринов пользовался ею здраво. Но сейчас у контр-адмирала Абрамова все же возникли сомнения: не переоценивается ли опасность, угрожающая кораблям? Однако проверка опасений Кринова означала бы отсрочку маневра по крайней мере до следующей ночи, что могло обойтись дорого. Подумав, командующий санкционировал предложенные действия.
С наступлением темноты мониторы и остальные корабли, не включая двигателей, спустились по течению до устья Викеты и благополучно вошли в нее, а затем и в озеро. К утру на месте разрушенной рыболовной запруды был натянут имитировавший ее трос с чурбаками, чтобы не заметила никаких перемен воздушная разведка. На Викете оборудовали водомерный пост для непрерывного наблюдения за уровнем воды. Здесь же развернули корпост трех мониторов. Другой корабельный корпост, обеспечивавший контакт с армейцами, находился в расположении одной из батарей гаубичного полка близ Картала.
Той же ночью, перед переходом кораблей на новую стоянку, была поставлена минная банка в протоке, соединяющей Дунай с озером Крапина на правом берегу. Нужно пояснить: тогда мы еще не имели полной уверенности, что оттуда бьет несамоходная плавбатарея. Допускалось присутствие в озере румынского монитора, который мог выйти на перехват наших кораблей. Чтобы исключить такую возможность, Кринов и решил использовать последние оставшиеся у него шесть мин. Мины успешно поставил (на этот раз скрытно) бронекатер лейтенанта Кондакова.
В озере Кагул три монитора избавились от каждодневного обстрела тяжелыми батареями. Здесь было легче рассредоточивать и маскировать корабли, и врагу не удавалось обнаружить их стоянки. Сами же мониторы, выдвигаясь на огневые позиции в северной части озера (ближайшей к району их прежних позиций в устье Прута), могли, как и раньше, поддерживать наши сухопутные части, препятствовать противнику в форсировании Дуная.
Шла вторая неделя войны. Дунайский участок фронта (он находился конечно же в стороне от направлений главных ударов фашистского агрессора) оставался одним из немногих, где боевые действия велись пока на линии государственной границы, и был, вероятно, единственным, где нашим войскам представилась возможность закрепиться на территории противника.