Мариз видела, что каждое ее слово становится стрелой, навылет пронзающей душу мага. Что ни один щит не в состоянии его защитить, потому что каждое ее слово лишь подтверждало собственные сомнения мага.
И Мариз получала от этого удовольствие — здесь и сейчас. Не обращая внимания на искаженные ужасом лица детей вокруг, не замечая побелевших губ Александра и сжатых в кулаки рук Джейса.
Она упивалась своей властью над магом — властью причинить ему боль, хоть отдаленно схожую с той, какую он причинил ей, забрав Алека. И даже понимая, что ее поведение далеко от всегда безупречного поведения сдержанного руководителя и матери, она все равно испытывала ни с чем несравнимое удовольствие от этой публичной порки, от унижения ненавистной Нежити.
Алек чувствовал как дрожит рука Магнуса, сжатая в его собственной, как сильно он стискивает зубы, чтобы сдержаться и не нагрубить Мариз. Алек всем существом ощущал как бьет наотмашь по израненному самолюбию Магнуса ложь Мариз. Он и представить себе не мог, что его мать может так намеренно и расчетливо втоптать мага в грязь. Жестокие слова лились потоком, и Алеку хотелось, как в детстве, заткнуть уши и орать, чтоб она прекратила… чтоб прекратила мучить Магнуса. Ведь каждое слово, произнесенное ею, разрывало сердце Алека вдвое больнее и сильнее, чем того, к кому оно было обращено. Магнус был тем, кого он любил, тем, кто так преданно любил его в ответ, и Алек не мог понять, почему мать упорно не замечает этого.
Когда поток обвинений иссяк, Магнус движением руки открыл портал и исчез в синеватых искрах. Оставляя Мариз в окружении ее детей, смотревших так, будто она оборвала сейчас последние нити, их соединяющие. Смотревших с жалостью и презрением, как на отвратительное существо, только по ошибке топчущее одну землю с ними.
Магнус
Воронка портала выбросила опустошенного и раздавленного мага в его собственном лофте. Не находя себе места, он метался по комнате, разбрасывая подушки, смахивая вазы и статуэтки. Председатель Мяо забился под диван и посматривал оттуда на хозяина, блестя зелеными глазами.
Слова Мариз жгли Магнуса не хуже каленого железа. Все, что он когда-то говорил себе сам, все его страхи и сомнения только что получили подтверждение. Он готов был обменяться с любым из примитивных, только чтобы не чувствовать клейма своей крови, своего происхождения. Это знание выжигало его изнутри, словно кислота, отравляя лучшие моменты его жизни.
Телефон в кармане джинсов зазвонил, и Магнус вытащил его, уже наверняка зная имя звонившего. Так и было. Алек.
Представив, как его возлюбленный охотник сейчас придет сюда, как будет стараться успокоить Магнуса, пожираемый своей виной, — ведь его мальчик всегда и во всем винит себя; какой горечью знания будут отравлены его объятия и поцелуи… Магнус решительно забросил телефон на диван и открыл окно портала, в последний момент подумав об убежище, где бы его никто не смог найти.
Выскользнув из портала, он с удивлением понял, что находится в квартире Камиллы в Агре.
Он и забыл про нее после последнего посещения с Саймоном. Но и тогда ему удалось лишь в спешке пройтись по ней, бегло проинспектировав богатства хозяйки. Вкуса у вампирши было не отнять, страсти к раритетам — тоже. Это роднило их с Магнусом. Впрочем, многие долгоживущие существа обрастают со временем дорогими сердцу безделушками, балуются антиквариатом, но лишь немногие, вроде самого Магнуса, Рагнора или Камиллы, умеют отбрасывать ненужное и оставлять действительно ценные и уникальные вещи. Эта способность отделять зерна от плевел создала им в Лондоне в 1880 году репутацию тонких ценителей и блестящих знатоков искусства. Тогда им пришлось консультировать почти все известные дома Англии, включая королевский.
Кстати, их оплатой в той сделке стал знаменитый Кохинур — бриллиант в сто шесть карат, извлеченный из короны британских королей. Магнус точно знал, что Камилла хранила его где-то здесь. Поиски этого камня способны были хоть ненадолго отвлечь его от нанесенной обиды. По крайней мере, Магнус на это рассчитывал.
Обшарив потайное хранилище за статуей змеи, Магнус вдруг обнаружил в комнате оригинал знаменитой Рамаяны, бережно помещенный под стекло. О, этот трактат точно залечит его раны, тем более, что Камилле он уже точно не нужен. Магнус недолго полюбовался на него, обнаружив рядом бесценный подлинник “Витязя в тигровой шкуре”, начертанный лично рукой великого Руставелли. С жадностью он осматривал рукопись, бережно касаясь ветхих страниц. Этой изюминки явно не хватало в его коллекции.
Внезапно взгляд его упал на стоявший за стопкой книг ларец, полный рубинов, горевших нестерпимым блеском. С жадностью схватив шкатулку, Магнус алчно перебирал камни, любуясь их великолепной огранкой и насыщенным цветом.
Однако спустя несколько секунд взгляд его упал на бархатный футляр со слегка сдвинутой крышкой. В щели сверкали невыносимым блеском бриллианты. Выронив из рук шкатулку и не замечая рассыпавшихся камней, Магнус, как завороженный протянул руки к футляру. И — бинго! — у него в руках лежало знаменитое колье “Сатин”, созданное для роли Николь Кидман в фильме “Мулен Руж”. Магнус обожал фильм и обожал Сатин. Прижимая колье к груди, он, как пьяный, бродил из комнаты в комнату, теряясь среди немыслимой роскоши жилища Камиллы.
Комнаты, полные артефактов, драгоценностей и произведений искусства. И все это теперь принадлежало ему. Он, словно дракон, бродил по своей сокровищнице, упиваясь мыслью, что все это теперь только его. Карманы Магнуса были полны драгоценных камней, шею обвивали нити редкого черного жемчуга, на руках красовались кольца и сверкавшие гранями золотые и серебряные браслеты. Голову мага венчала бриллиантовая диадема, принадлежавшая одной из русских принцесс.
Блеск золота словно согревал его, унимая боль от терзавших душу ран.
Наконец он дошел до гостиной, где в запыленном серванте обнаружил бар, составивший бы честь любому магазину алкоголя.
Когда бар был опустошен наполовину, Магнус заснул.
Алек
Магнус не брал трубку.
И когда Алек вбежал в лофт, он понял почему. Среди раскиданных диванных подушек, усеявших пол осколков и сорванных в гневе штор блестящий телефон Магнуса выделялся ярким пятном.
Плечи Алека поникли, он рухнул на диван, откинувшись на мягкую спинку. Что-то тесно сдавливало грудь, мешая дышать. Алек сорвал с себя куртку, отбросив ее куда-то в сторону. Мысли о том, что, возможно, он видел Магнуса в последний раз, постоянно крутились в голове, лишая его возможности рассуждать логично. Лицо мага, искаженное болью, раз за разом вставало перед внутренним взглядом Лайтвуда.
Если бы у него только хватило храбрости заткнуть мать сразу же, если бы он мог так же убивать словами, он, без сомнения, сказал бы ей что-то хлесткое, что-то, что резануло бы ее той же болью, что он видел в глазах Магнуса. Но Алек придумывал достойный ответ хорошо если на следующий день. А потому теперь он мог лишь сидеть, сжимая в холодных ладонях изукрашенный телефон Магнуса и молясь, чтоб с магом не случилось.