Алек вспомнил, как Джейс и Иззи вышли из библиотеки вслед за ним, как обычно спокойная Клэри с отвращением и болью смотрела на поникшую Мариз.
Алек не жалел мать ни минуты. Ее привычка распоряжаться его жизнью привела к тому, что теперь он окончательно потерял единственного человека, которому был небезразличен. Потому что ни Иззи, ни Джейс не сказали матери ни слова, а значит, предали Алека. Если бы он был как они, если бы яркие эмоции не сковывали его, он мог бы достойно ответить, мог бы защитить честь своего любимого. И Алек ненавидел себя за то, что не произнес ни слова, за то, что был так же виновен, как и Мариз.
Но Иззи и Джейс… О, они совсем другое дело. Они не впадали в ступор, не молчали, они всегда могли найти правильные слова. И там, в библиотеке, когда Алеку так необходима была их помощь, они лишь молча стояли. Стояли и слушали, как Мариз навсегда разлучает его с Магнусом.
Он готов был сейчас же вернуться в институт и высказать им все. Вспомнить каждый раз, когда им нужна была помощь Магнуса, каждый раз, когда он выслушивал их переживания, каждый раз, когда они, не стесняясь, врывались в его лофт. Никто из его семьи никогда не знал отказа у Магнуса. Они несли ему свои мелкие горести и обиды, и Магнус их принимал и выслушивал. Но когда понадобилось сказать пару лишних слов, остановить убийственную речь Мариз, их рты словно склеились.
Алек вскочил с дивана, выходя на балкон, большими глотками вдыхая ночной воздух.
Пожалуйста, пусть он вернется, пусть только хоть на миг появится здесь. Алек будет ждать сколько угодно: дни, месяцы, годы. Лишь бы увидеть его напоследок хоть раз.
А потом он вернется в Институт, навсегда лишившись своего сердца и своей любви, и открутит головы всем, кто смог смолчать в той комнате.
Джейс
Отповедь Мариз повергла Джейса в изумление, он никогда бы не мог предположить, что за обычными словами о недостойной Нежити скрывается не только печаль о сыне. О, теперь-то он точно понял, что привлекло Мариз в компании Валентина.
Ему было страшно это признать, но в речи Мариз он услышал отголосок слов Валентина. Отголосок той спеси, того надменного превосходства, той уверенности в собственной исключительности, что пропитывала все речи Моргенштерна.
Джейс ощущал стыд за деяния того, кто считал себя его отцом, с кем его связывали узы крови. Но в то же время его охватывал трепет, стоило ему представить размах планов Валентина. Чтобы только задумать такое, нужно было быть вдесятеро смелее, чем Джейс когда-нибудь мог надеяться стать.
В его годы Валентин был не просто охотником, он вел за собой людей. Конечно, они больше походили на экстремистскую группировку, но его отец имел смелость брать на себя решения, вершить судьбы Нежити, вести за собой соратников. Джейс не имел и капли этой свободы.
Валентин, пусть недолго, но был женат на женщине, которую любил. По-своему, но любил. И имел смелость бороться за нее. За свою семью. И пусть семья была лишь методом решения проблем, пусть он хотел видеть сына и дочь скорее верными последователями его идей, чем теми, кого следует любить и оберегать, но все же он пытался бороться за них. Пытался доказать Джейсу и Клэри, что их место — за его спиной. Да, не в его любящих объятиях, прямо скажем, Валентин не был образцом отца, но даже в этом угаре постоянной борьбы он сражался за них. Не забыл, не опустил рук, не оставил. Валентин добивался их верности, их внимания.
Джейс отнюдь не восхищался Моргенштерном, слишком много было между ними смертей. Но он не мог избавиться от этого странного, свербящего душу чувства, что сам Джейс отступил там, где Валентин шел напролом, проявил слабость в том, что Валентин и препятствием бы не счел.
Чувства Клэри стали в какой-то момент для Джейса той чертой, которую он никогда не пересечет, его ориентиром, его маяком. Она всегда четко видела свой путь, не давая и ему пропасть во тьме сомнений. Поэтому он слепо доверился ее решению, отошел в сторону там, где, возможно, нужно было разбить стену. Даже Клэри была более свободна в своем выборе, чем Джейс.
Она любила своего примитивного друга и была счастлива этой любовью. Впрочем, как и бывший примитивный. Он сиял, словно солнце летним днем, стоило только Клэри послать ему нежный взгляд.
Это было несправедливо! Это он, Джейс, должен был невесомо касаться ее щеки, убирая прядь волос; это он должен был ловить ее взгляд, чтобы обменяться мимолетными улыбками; это он должен был сидеть с ней на крыше Института после заката; это он должен был просыпаться, запутавшись руками в ее волосах. Он, а не какой-то кровосос!!!
Джейс выхватил кинжал, со злостью бросая его в стену. Клинок глубоко вошел меж каменными плитами, прорвав обои и слегка подрагивая от силы броска.
Джейс закрыл глаза и, уткнувшись в подушку, завыл.
Клэри
Когда Саймон позвонил ей и сказал, что ждет внизу, Клэри обрадовалась возможности ускользнуть из Института. Она все еще находилась в шоке от речи Мариз, и накалившаяся обстановка угнетала ее, наполняя чувством вины и острой болью сопереживания.
Верный слову, Саймон стоял перед оградой, ожидая подругу. Их новый статус, как казалось Клэри, мало что изменил в их отношениях. Он по-прежнему могли гулять всю ночь, болтая обо всем подряд — значимом и не очень. Их единило то, что обоим, пройдя сквозь череду испытаний, пришлось отказаться от привычной жизни и вливаться в совершенно новый для них мир. Мир, где властвовали совершенно другие законы, и все, что до этого казалось незыблемым, стало расплываться миражом, а то, что казалось сказкой, вдруг обретало черты реальности. Реальности гораздо более страшной, чем они могли себе представить.
Саймон, как всегда, старался ее развеселить, рассказывая о своей нынешней жизни, опуская кровавые подробности и акцентируя внимание на смешных и нелепых случаях. Как, например, о тяге Рафаэля к дорогим костюмам, которую тот, без сомнения, подцепил от Магнуса. Или о пристрастии Лили к аниме, которую та тщательно скрывала, как, по слухам, и парочку сейлор-фуку в гардеробной.
Конец его историям положил звонок от Лили, которая приказала ему срочно вернуться в Дюморт. В ее обычно холодном и спокойном голосе слышалась паника, и это лучше всяких слов сказало Саймону, что в отеле случилось что-то серьезное.
Клэри отпустила его, заверив, что доберется до Института сама. Саймон исчез размытой тенью, а Клэри, избегая скорого возвращения в давившие тяжким грузом стены, решила пройтись вдоль набережной.
Скоро она вернулась мыслями к тревожившему ее монологу Мариз. Помимо жалости и сочувствия к Алеку и Магнусу, была еще одна мысль, которая обожгла ее тогда пламенем жгучей обиды.
Мариз говорила о том, что Нежити не место рядом с ее сыном.
А разве она, Клэри Фрей, занимала свое место? Да и где оно вообще? В сумеречном ли мире, среди тренированных охотников с их собственным кодексом и традициями? Или в мире примитивных, где Клэри ждала жизнь, к которой она привыкла, в которой чувствовала себя нужной, необходимой, а не только нежеланной обузой?