Она не знает, что на это ответить, её отношение к этому всегда было очень изменчиво. Поэтому она просто пытается разоружить её — сначала выдёргивая Силой меч Бастилы, потом пытаясь разрезать рукоять пополам. Близко, но не получается. Реван раздражённо бьёт её по голове.
Получается.
Она ломает Бастиле нос, кровь быстро стекает по её подбородку.
— И это могучая Реван?! — кричит она несколько сбивчиво.
— У меня нет времени на фокусы, — говорит она. — И это не для тебя, Бастила. Уверенна, ты это понимаешь.
Джедайка направляет в рану исцеляющую энергию, вытирает кровь рукавом.
— Ты ошибаешься. Малак выбрал меня…
— Потому что ты напоминаешь нам Митру, — тихо говорит она. — И потому что ты напоминаешь Малаку, какой я была до войн.
— Нет! — Она сердится всё сильнее. — Мне суждено остановить тебя! Используя мою боевую медитацию…
— Я не поддерживаю ни Республику, ни ситхов, — осторожно говорит она. — Какой смысл в боевой медитации против меня? — Реван взмахивает рукой, как бы показывая за пределы Кузницы. — Если они уничтожат друг друга, я всё равно продолжу свой путь. А ты так можешь?
В первый раз с момента перехода на Тёмную Сторону Бастила выглядит достаточно злой, чтобы убить её.
— Ты дура, раз отказалась от своей силы. И слишком слаба, чтобы удержать её. Забыла? Это я пленила тебя, отдала Совету…
— И я всё ещё здесь, — поправляет невероятно уставшая Реван. — Я сердце Силы, Бастила. Пока она существует, я не умру.
— И это про меня говорят, что я высокомерная, — шипит Бастила.
— Да, — соглашается Реван. — Но гордость простительна. Она не сделает тебя менее джедаем, если ты хочешь им быть.
— Зачем мне присоединяться к этим жалким…
— Вандар жив, — говорит Реван. — Кавар жив. Зез-Кай Элл. Атрис. — Она вздыхает, стараясь удержать своё презрение. — Врук.
Она немного расслабляет руку на своём мече.
— Почему это должно меня беспокоить?
— Потому что они твои, — говорит Реван, не понимая, почему эти слова так странно отзываются в груди. — Они — Дантуин, и они восстановятся. Малак не уничтожил джедаев, хоть и утверждает, что ситхи сильнее Ордена. Он не может убить меня, пусть и хочет. — Реван делает шаг вперёд, освобождая мечи. — И он не может сделать тебя своей ученицей только для того, чтобы мне было больно.
— Он учит меня из-за моих возможностей!..
— Нет. Не поэтому. — Реван делает ещё один шаг. — Ты видела мои сны, Бастила. И мои воспоминания. Ты знаешь, кто мы друг другу. И ты знаешь, как это губит.
Она бледнеет, она в ярости.
— Значит, я всего лишь пешка, да? Фигура, которую разыгрывают и жертвуют? Не смеши меня, Реван.
— Когда-то я так думала, — признаётся она. — Но сейчас — твой шанс изменить моё мнение.
— И какое значение имеет твоё мнение?
— Я думаю, большее, чем мнение Малака. — Реван поднимает руку, кладёт её на рукоять светового меня Бастилы. — Он захватил Дантуин, Бастила.
Она колеблется.
Реван закрывает глаза, сосредотачивается на связи между ней и Бастилой. Она почти исчезла, когда Реван начала восстанавливать свои силы. Но она всё равно связывает их — Бастила может чувствовать Силу внутри Реван.
Она раскрывает их связь, показывает Бастиле всё, так, как никогда бы себе не позволила. Показывает Бастиле детство, как они с Алеком смеялись и играли, и всё выглядело таким простым. Показывает ей Мандалорские Войны, то, как они её убили, а она им позволила. Показывает ей Коррибан. Она всё это видит, чувствует всё так же, как чувствовала Реван.
— Я никогда не смогу вернуться на Дантуин, — ровным голосом говорит Реван, открывая глаза и встречаясь взглядом с Бастилой. — Но ты можешь, Бастила. Ты можешь вернуться домой. Он ненавидит тебя за это. Однажды он убьёт тебя за это. Понимаешь?
Бастила выдыхает, и Реван видит слёзы в её глазах.
— Ты… ты хочешь умереть здесь, — понимает она.
Реван слабо улыбается, не отрицая того, что чувствует Бастила.
— То, чего я хочу, никогда не имело значения.
— Почему? — спрашивает Бастила, и Реван удивлена — она не понимает, о чём она спрашивает, ведь она видела так много.
Но на все вопросы ответ одинаков.
— Потому что это нужно сделать.
Бастила качает головой.
— Нет! Это… это просто джедайская уловка!
— Ты же знаешь, что я не джедай. — Реван берёт рукоять светового меча Бастилы. Она выключает его Силой и поворачивает, чтобы его эмиттер оказался прижат к её груди. — Но у нас нет времени, Бастила. Убей меня или уйди с дороги.
У Бастилы дрожат руки.
— Я сделаю это! — рычит она. — Избавлю галактику от тебя раз и навсегда.
— Нет, не сделаешь.
— Почему? Потому что ты думаешь, что я слаба?
— Потому что делать то, чего хочет он — это слабо. — Реван смотрит ей в глаза. — Он сломлен и зол, и это не изменится, Бастила. Не следуй за ним только для того, чтобы досадить мне или джедаям. Найди другой способ. Вернись домой. Сделай то, чего не может ни один из нас — спаси Дантуин. Понимаешь?
Её большой палец зависает над кнопкой включения.
Реван не ослабляет руку. Она уже знает, чем всё кончится, знает, какие слова сказать и что предпринять. Бастила знает её теперь. Знает её извилистый и изломанный путь. Знает, где он закончится и где закончится она, если решит следовать Малаку и его целям.
Бастила кричит и бросает меч на пол.
— Я не могу быть тобой, — говорит она сердито и горько, что-то внутри неё ломается.
— Хорошо. — Это всё, что может сказать Реван.
***
Он впервые чувствует ненависть, настоящую ненависть, когда они сидят у костра после одного из своих первых сражений. Они и горстка республиканских солдат, и он смотрит, как она улыбается одному из них, совершенно никчёмному, так, как она улыбается Алеку. Как она шутит и играет с кончиком своей косы, и позволяет этому солдату положить руки ей на плечи.
У него возникает тёмная, тревожная мысль: он хочет, чтобы этот солдат не вернулся из следующего боя. И он не возвращается.
Когда он слышит об этом, он один. «Есть клятвы», — говорит он себе.
Реван спит, повернувшись к нему спиной, и он переворачивается, чтобы посмотреть, как она спит — волосы в беспорядке лежат на подушке, а рука нежно касается лица.
Есть клятвы.
***
Нет времени.
Она не смотрит, как Бастила перенаправляет боевую медитацию. Не ждёт, пока Джоли и Кандерус благополучно выйдут из стазиса. Не берёт пластыри с бактой и боевые стимуляторы.
Нет времени.
И поэтому Реван бежит на эту последнюю битву так, как она должна была сражаться во всех своих битвах — одна.
***
Это уже не имеет значения. Война. Он слышит новость: она чуть не погибла на медицинском борту, он чуть не потерял свою на какой-то болотистой луне, названия которой он даже не помнит. Ничто не имеет значения.
Он бежит. Берёт её. Целует её. В этой галактике ничто, кроме Реван, не имеет значения, и если это будет стоить ему Ордена, то пусть будет так.
***
Дверь лифта открывается, показывая Малака и двух джедаев, умирающих рядом с ним. Осторожная и, что важнее, готовая, с зажжёнными световыми мечами, Реван выходит из лифта. В течение долгого времени единственные звуки — гул мечей и сдавленные судорожные вдохи задыхающихся джедаев.
— Да, — с горечью говорит Малак. — В галановостях было то же самое. Наверное, это уместно.
— Ты не устал? — спрашивает Реван. — От попыток превзойти меня?
Его ноздри раздуваются от гнева. У неё меньше секунды, чтобы осознать дальнейшее: он зажигает меч и пронзает одного из задыхающихся джедаев. Он собирает молнию в руке — и поражает другого. Оба падают на пол. Она узнаёт рыжие волосы молодого человека, который встретил их после стыковки и обещал выиграть время.
— Почему, — шепчет она, — ты продолжаешь это делать?
— Я не сделал ничего такого, чего бы не делала ты. — Он сохраняет дистанцию. Она хочет знать. Почему.
— Мы оба знаем, что это не так. — Она делает шаг в сторону. Но он не двигается. Она хмурится. — Мои решения всегда были тактическими. Твои… личными.