– Сначала он был очень грубым, пугающим. Я готова была бежать и бежала… Но зачем? В тот момент я не думала об ищейках Темного Лорда, не думала о возвращении в клетку, нет…
Гермиона с горечью вспоминала полуразрушенную церковь, хранившую ее секрет. Лик божьего сына, распятого на старом кресте, гнилой пьедестал, изъеденный насекомыми пол, готовый провалиться в любой момент. Все казалось ей далеким, нереальным… Словно это происходило не с ней, а с героиней одной из многочисленных книг, что хранились в Малфой Мэноре.
– Я так ошибалась… Оказалось, что он такой же человек, как и все мы, что он не монстр, Чарли, – словно завороженная, говорила Гермиона.
Когтевранка слышала в голосе собеседницы знакомые нотки, слышала, как в сердце ее расцветает весна, как она пышет яркими красками, распускаясь, подобно дивному цветку. Чарли глядела на девушку, не понимая ее, видя в Гермионе пришельца из другого мира. Девушка вспоминала собственного хозяина, пытаясь представить, какого было гриффиндорке. Неужели… Такое обращение может вызвать привязанность? Может, у грязнокровки рассудок помутился от пережитого?
– Только потом я и поняла, что он хотел любви, – призналась Гермиона, разглядывая холодный каменный пол.
– И ты полюбила, да? – спросила Чарли, стараясь увидеть, лжет ли девушка.
Гермиона закусила потрескавшуюся губу, не поднимая взгляда. Она не знала, что заставило ее рассказать о рабстве, зачем она распинается пред незнакомой девчонкой. Может быть, эта горечь слишком долго томилась внутри, выжигая грудь? Может быть, пора избавиться от нее, забыть, словно страшный сон?
Раз Драко суждено умереть на глазах у жестокой толпы, зачем хранить в душе его образ, страдать по ушедшей любви… «По Рону ты не так уж долго страдала», – подумала девушка. Может быть, все дело в разнице чувств? Может быть, она и не питала к гриффиндорцу любви?
– Да, – без лукавства ответила Гермиона.
Нижняя губа ее тряслась, точно осенний лист на ветру. Непрошенные слезы хлынули из глаз, звучно капая на каменный пол. Потрескивание факелов в коридоре, собственное дыхание, стук сердца: все отошло на второй план. Чарли слышала лишь как слезинки падают на землю, разбиваясь, замирая… Когтевранке показалось, что она чувствует боль девушки под ребрами, ощущает ее так остро, словно испытывает сама.
Чарли поняла, что Гермиона не рада такому исходу. Ей не хочется, чтобы бывший хозяин умер столь позорно, ей вообще не хочется, чтобы он когда-либо умер… Когтевранка глядела на грязнокровку, размышляя о предстоящей казни, о ее прошлом, о будущем. «Да, она может любить его, но он… Аристократ, в конце концов», – думала девушка. Чарли не нравились тихие всхлипы Гермионы над ухом, но она не стала пытаться успокоить ее. Разве можно тут помочь?
Когтевранка и сама не желала Блейзу смерти. В какой-то мере, она даже благодарила его за избавление от более жестокого хозяина и более грустной судьбы. Но, нет, Чарли не питала к нему любви. Иногда ей казалось, что в ее холодном сердце просто не найдется места для столь нежного чувства. Девушка глядела на Гермиону, смотрела, как от рыданий трясутся ее плечи. «Если вдруг твоего возлюбленного казнили, что бы ты чувствовала?» – спросила себя девушка.
Внезапно, глаза ее блеснули в темноте. Золотые искорки плясали в них, словно искры ночного костра, подхваченные ветром. Чарли осознала всю безвыходность положения Гермионы, поняла, почему Теодор так яростно просил когтевранку вразумить ее. «Он сам хочет жениться на ней, упрочить свое положение в обществе. Хитрец… Хитрец», – думала когтевранка, судорожно пытаясь вспомнить все.
«Этого нельзя допустить. Слишком сладкий союз, желанный магическим обществом. Теодор не должен встать у власти, это ясно…» – думала она, глядя на рыдающую Гермиону. Чарли понимала, что ничего хорошего в новом лидере нет, что тщеславный Теодор лишь поменяется местами один класс с другим и возобновит тиранию, уничтожив всякую надежду на призрачное равенство волшебников. Он уничтожит будущее магической Британии, разрушит многовековое наследие Хогвартса…
Девушке стало дурно, стоило ей лишь представить масштаб трагедии, что может развернуться. Чарли почувствовала, что голова начинает кружиться от волнения. Позади, около незапертой двери послышались шаги. Осторожные, тихие и нерешительные. Гермиона поспешно утерла слезы и постаралась улыбнуться, глянув на собеседника, стоявшего за спиной Чарли.
Симус вернулся, приведя с собой Джеки. Ее зеленые глаза были красны от слез, а губы искусаны, потресканы. Девушка мялась в коридоре, держась за больной живот. Финниган придерживал ее за локоток, следя за тем, чтобы девушка не упала прямо к полу. Густая щетина, что со временем превратится в завидную бороду, не могла скрыть улыбки, что красовалась на лице гриффиндорца.
– Симус… – начала Гермиона.
– Ты нам нужен, – отрезала Чарли.
Свет, властвовавший над тенью, дрожал. Огни факелов плясали, поддаваясь порывам ветра, задувавшего с улицы. Чарли обернулась, устремив глаза к Симусу. В ее взгляде еще никогда не было столько решительности, столько отваги… Финниган непонимающе вздернул густую бровь, глядя на Чарли. «Что с тобой такое? То имя меняешь, то чего-то требуешь… То борода моя тебя колет», – думал юноша, не смея сделать и шага внутрь небольшой комнатки. Чарли знала, что должна сделать…
========== 46 - Никогда больше… ==========
Холод обволакивал, точно жесткое одеяло. Мороз пробирался в каждый уголок измученного тела, он оседал на языке, мурашками бегал по могучей груди. Слизеринцы никогда не боятся холода, но теперь… Именно теперь он кажется невозможным, ненужным, лишним. В грязной сырой пещере всегда найдется место пробирающему до костей холоду, но будут ли ему рады? Даже змеям иногда нужно выползать на солнышко, чтобы впитать немного тепла.
Забини крепко спал, прислонившись к шершавой каменной стене, что покрыта грязным зеленым мхом. Его не тревожили условия проживания, нет… Драко же обеспокоенно глядел в потолок своей «камеры», думая о том, что если казнь не состоится в ближайшее время, он умрет от сырости или какой-нибудь жалкой маггловской болезни, подхватив ее от кишащих паразитами стен. Юноша глядел в потолок, что так угрожающе нависал над ним, тщетно пытался заснуть…
Малфою казалось, что он окружен со всех сторон… Не просто холодными каменными стенами, нет. За ними словно прячутся тысячи людей Теодора. Они смеются, потешаются над пленниками, вспоминая те дни, когда сами тряслись от страха перед врагом. Драко слышал их смех, слышал перешептывания призрачных солдат. Верных псов Нотта. Хитрого, мерзкого ублюдка, что так ловко обыграл Темного Лорда в его собственной игре. Интересно, что он планирует дальше. Превратить чистокровных волшебников в изгоев, рабов?
Сон все не приходил, мучая Драко ожиданием. Темнота вокруг все густела, становилась холоднее, страшнее. Простынь, которой укрывался юноша, когда пришел Симус, Малфой неосмотрительно отдал Забини. Голый торс покрылся мурашками, требовал тепла. Тепла чужого тела, камина, солнца… Слизеринец с грустью вспоминал деньки, проведенные в Малфой Мэноре, на свободе. Он никогда не ценил их так высоко. Драко просто не мог и подумать о том, что однажды он лишится комфорта, уютного поместья и «армии» домовиков, что угождали ему целый день.
Блейз, казалось, не думал об этом. Он вообще не переживал… Как только мулат вернулся с допроса, Драко принялся расспрашивать его, что известно о судьбе пленников, не вынесли ли приговора. Но Забини лишь улыбался, как сумасшедший, говорил что-то о блестящих темных глазах, о страсти и вспыльчивости, что прячется за застенчивостью. Малфой решил, что коллега попросту сошел с ума.
Драко все размышлял о прошлом, о будущем, что, возможно, вовсе и не ждет его. Малфой с горечью вспоминал о том, чего не сделал, не успел. Он не сделал Гермиону счастливой, не продолжил свой род, не нашел жены, что скорбела бы о нем в столь горестную минуту. «Интересно, Астория вспомнит обо мне?» – подумалось Драко, закрывая уставшие глаза. Малфой провалился в сон так резко, так быстро, что и сам того не понял, что с ним произошло.
Морфей принял измученного юношу в свои объятья, но не спешил дарить ему столь сладостный покой. Открыв глаза, Драко оказался в своем поместье, тихом и уютном уголке на краю суетливого серого Лондона. Давно ушедшие предки любопытно глядели на отпрыска с многочисленных портретов, развешанных в теплом коридоре. Кто-то перешептывался с соседями, а кто-то снисходительно глядел на Драко, словно тот был жалким оборванцем, зашедшим в дом по ошибке.