Гермиона и Чарли стояли у пьедестала, на который собирались взойти по очереди. Они знали, что не должны вызвать никаких подозрений, знали, что просто обязаны произнести плаксивую речь о том, как тяжело им было, как плохо… Каждая из присутствующих рабынь должна встать на место девушек, ощутить, будто это ее хозяин только что умер, захлебнувшись собственной слюной, сломав шею…
Чарли не чувствовала ничего. Ей и хотелось, чтобы план удался именно так, как она задумала, и хотелось, чтобы Гермиона осталась, никуда не уходила… Расчетливая когтевранка не желала терять столь полезную союзницу, но знала, что не станет удерживать ее силой. Больше всего на свете она ненавидела именно рабство, именно принуждение… Не важно, к чему.
Темноволосая девушка стояла тихо, делая вид, будто рада происходящему. На самом же деле Чарли повторяла слова молитвы, заученной еще в раннем детстве. Бог всегда помогал ей… Всегда. Она молилась, сидя в темной комнатке, что отвел ей Забини, молилась, посещая могилу рано ушедшего отца. Это приносило ей утешение, надежду на лучшую участь в следующей жизни, в истинной жизни… Той, что ждет нас за финальной чертой. Чарли не боялась смерти, но не желала умирать молодой, умирать в лапах хищного зверя.
Симус, подгонявший пленников, переживал сильнее всех. Чарли отвела ему особое место в исполнении ее плана, но тот все колебался. Юноша был полностью согласен с когтевранкой, понимая, что правление Теодора окажется слишком тяжелым для угнетенной страны… Но обида, ненависть к Драко не позволяли Симусу безоговорочно принять отчаянный план. Он никогда не согласился бы на столь страшную авантюру, если бы не этот умоляющий взгляд Гермионы…
Финниган шел не спеша, все надеясь оттянуть страшный момент подальше. Драко и Забини и сами не желали спешить с исполнением. Им хотелось прожить чуть дольше, может, всего на несколько секунд… Блейз до последнего надеялся, что их с Драко освободят от казни, назначат срок и отправят в тюрьму, но нет… Жизнь кончится вот так. Сейчас мулат жалел о сделанном выборе. У него хотя бы был выбор. За Драко все решило его происхождение, семья, в которой тот родился. Ему судьбою предначертано было стать самым преданным Пожирателем Смерти.
Драко неторопливо шел прямиком за Теодором, глазами обводя многолюдную толпу. Стоило заключенным лишь выйти на дневной свет, как послышалось злое улюлюканье, крики, выбивающиеся из народа. Словно улей, встретивший любопытного медвежонка, толпа людей принялась жужжать, стараясь перекричать друг друга, облить приговоренных грязью. Теодор настрого запретил людям кидаться чем-либо в Пожирателей, чему сейчас очень обрадовался Забини.
– Убийцы! – крикнула немолодая женщина с достаточно приятным лицом.
– Наденьте на них ошейники! Пусть попробуют, пусть только попробуют… – кричала девушка, чьи фаланги пальцев были так изуродованы, что больше напоминали кривые костяшки домовых эльфов.
Всюду слышались недовольные возгласы, виднелись лица, искаженные злобой. И Малфой понимал, в чем его вина… Сейчас обвиненные юноши для них – воплощение всей той мерзости, что принес в этот мир Темный Лорд. Сам он уже мертв, и люди не могут выместить свою злость на том, кто ее так заслуживает… Два последних Пожирателя Смерти вынуждены были «взять удар на себя».
Джинни, стоявшая рядом с Гермионой, увидела Драко самой первой. Ее сердце кольнуло злостью, стоило серым глазам слизеринца встретиться с ее собственными. Это он когда-то подарил ее Темному Лорду, это он пленил Гермиону, он убил многих… Артур Уизли демонстративно отвернулся, как только слизеринца провели мимо него. Он не одобрял казни, но не видел другого выхода.
– Скорее бы уже… – нетерпеливо шепнула Джинни, глядя узникам вслед.
Гермиона ничего не ответила. Внешнее спокойствие упрямой гриффиндорки скрывало бурю, развернувшуюся внутри. Девушка не знала, чем кончится рискованная затея, не знала, будут ли жертвы, не знала ничего, кроме того, что поступает правильно. Уверенность в этом заполнила ее грудь, согревала своим теплом хрупкое тело, пережившее столько мучений, бед и тревог… Джинни отошла, слилась с толпой, оставляя Гермиону одну.
Чарли предупредила гриффиндорку, что та не должна встречаться с Драко взглядом. Как только юноша прошел мимо, грязнокровка отвела глаза в сторону. Она боялась, что лишь один контакт решит все, что тело само кинется в объятья к бывшему Пожирателю Смерти. Чарли поспешно отвернулась, увидев блеск в глазах Забини. Он с такой нежностью глядел на рабыню, что никто не смог бы поверить в то, что юноша настоящий тиран…
Теодор остановился у дерева, на котором и должны были быть повешены плененные Пожиратели. Стоило ему остановить и оглядеть многолюдную толпу, как голоса мгновенно смолкли, слились с тишиной дикого леса. Блейз и Драко остановились под массивными ветвями.
Какое-то время они просто стояли, тупо пялясь вперед, на толпу разгоряченных людей. Где-то над лесом кричала птица, словно созывая всех посмотреть на происходящее. Драко ругал себя за то, что не смог понять, где находится база повстанцев… Конечно, пещеры… Это же так удобно! Так просто!
– Справедливость, наконец, свершится! – закричал Теодор, махнув сильными руками.
Чарли видела, как напряглись его мышцы, как пот выступил над верхней губой. Нет, он не нервничает от всеобщего внимания. Когтевранка поняла, что юноша просто опьянен властью, что сейчас заключена в его могучих руках. В голове Теодора резвятся мысли о том, что Он – управитель чьей-то судьбой, что Он – чей-то Бог и судья. Чарли почувствовала, что внутри у нее все сжалось от страха. От колючего ощущения, будто магический народ так и льнет к тиранам, прячется в их тенях. У чистокровных был свой, а у грязнокровок появляется их собственный. Менее кровавый, но…
– Правосудие! Правосудие – гарант благополучия любого общества! – с пылом произносил юноша. – Эти люди… Можно ли назвать их людьми?
Нотт говорил громко, выдерживая недолгие паузы в нужных местах. И Чарли, и Гермиона мгновенно поняли, что слизеринец долгое время готовился к «торжественной» речи. Гриффиндорке стало жаль Теодора, а Чарли же думала о том, что он помешан, болен. Ей не было жаль юношу, ей было страшно от понимания того, что может произойти за время его правления. Голос слизеринца эхом пролетал над верхушками деревьев, замирал меж облаков, растворяясь в утреннем воздухе.
– Пожиратели Смерти сгубили столько душ! Они пленяли людей… Разве это не хуже, чем убийство? – кричал Теодор, указывая на слизеринцев. – Каждый проступок, любая вина – притягивает правосудие! Сегодня, друзья, мы с вами – правосудие!
Короткая, емкая речь произвела на толпу огромное впечатление. Освобожденные рабыни с жадностью ловили каждое слово Теодора, впитывая его, точно выжатая губка. Гермиона с презрением смотрела на то, как Нотт проклинает бывших одноклассников. Во время учебы девушка часто видела, что Тео очень тепло общался с Забини, обменивался планами с Драко… А сейчас он так легко, так просто затягивает на их шеях петлю, что сердце Гермионы дрогнуло. Смогла бы Джинни с такой же легкостью погубить подругу детства, узнав о ее плане?
Гриффиндорка чувствовала себя виноватой перед девушкой. Понимала, что заставила ее совершить преступление, отравить человека, обрекая его на долгую и мучительную смерть. Гермиона сожалела, но не могла сделать ничего. В Джинни что-то переменилось… Девушка почти чувствовала ту боль, что таится в груди младшей из семейства Уизли. Ту ненависть… Ненависть к самой себе.
– Прежде, чем свершится приговор, я хотел бы дать слово двум девушкам, – с наигранной грустью произнес Нотт. – Девушкам, что так долго томились в лапах чудищ, что вы видите перед собой…
Проходя мимо Теодора, Чарли ощутила его жар. Тело слизеринца пылало, горело огнем ненависти, что жег его душу изнутри. Когтевранка с отвращением взяла его за руку, когда Нотт помогал ей взобраться на шаткую постройку, что тот назвал трибуной. Освобожденные рабыни с сожалением глядели на нее, видя в печальных глазах Чарли собственную участь. Девушка пыталась выглядеть как можно более грустной и униженной… И ей удалось.
– Меня зовут Джессика. Джессика Ладерман. Имя… Вот все, что мне оставили, – начала когтевранка, стараясь смотреть поверх толпы. – Но этот человек… Он посчитал, что этого слишком много.