Огромная тяжелая дверь зловеще отворилась перед ними, и Малфой, со всей имевшейся в нем силы, кинул щуплое тельце Гермионы на холодный, скользкий от частого мытья, каменный пол прихожей… Послышался гадкий грохот касания с камнем, в воздухе зазвенел запах страха…
– Объясни мне, почему он прикасался к тебе, Гермиона?! Как ты посмела позволить ему, этому полукровке, дотрагиваться до себя, как?! – закричал взбешенный юноша, сделав шаг вперед.
Гермиона уже приняла привычный ей облик худощавой маленькой брюнетки, что Драко так любил, боготворил в своих мечтах…. Карие глаза с ужасом глядели на Малфоя, ожидая новой вспышки гнева, очередного выпада. Гриффиндорка не могла найти в себе силы и дать ответ.
Взбешенный юноша грубо схватил бедняжку за непослушные кудрявые волосы и притянул ее залитое слезами лицо вплотную к своему… Как же страшно было находиться так порочно близко, чувствовать его дыхание… В холодных серых глазах блестело что-то пугающее, словно искорки в лезвии остро заточенного кухонного ножа. Этот блеск напугал Гермиону еще больше. Сердце забилось где-то в горле, мешая дышать, а ноги задрожали от страха.
– Почему, грязнокровка?! – взревел он, заставив девушку вздрогнуть.
– Мне нужна была срочная консультация врача…– прошептала перепуганная Гермиона, закрывая глаза.
– Так почему же ты не сказала об этом мне, дрянь? Разве я не обещал ухаживать за твоим самочувствием? – спросил он, чуть наклоняясь.
Гермиона почувствовала резкий запах алкоголя, исходящий от Драко… Казалось, что время не в силах стереть его, забрать за собою, подобно пыли в ветру. Она так боялась поднять глаза, так боялась встретить в его взгляде те самые пугающие искорки, молнии злости… Но грязнокровка понимала, что должна отвечать на заданные ей вопросы.
– Простите, хозяин. Прошу, простите. Я так боялась вас расстроить, боялась разочаровать вас, хозяин. Простите меня, это не повторится… Я не хотела беспокоить вас по пустякам, хозяин, – испуганно залепетала она, в поисках пощады.
Взгляд холодных серых глаз Малфоя чуть смягчился после услышанного, но он все так же жестко глядел на несчастную рабыню, словно выжидая новых оправданий. Ему нравилось раболепство, нравился ужас в глазах пленницы, льстивший его бесконечно высокому Эго. Драко поднял тяжелую крепкую ладонь и замахнулся в сторону Гермионы, но остановился в нескольких сантиметрах от ее прекрасного заплаканного лица… И почему она кажется ему хорошенькой в своей слабости?
Резкая холодная дрожь волной прошла по стройному телу темноволосой девицы. Страшно. Она осторожно взглянула на обозленного юношу и тут же виновато опустила глаза, сотрясаясь от накатывающих тело рыданий.
– Но это вовсе не объясняет, почему же он посмел к тебе прикоснуться, – сказал Драко притворно ласковым тоном.
– Я… Я…– залепетала перепуганная девушка в поисках ответа.
– Ты просто грязная шлюха, Грейнджер, признайся… Вот ты кто, грязнокровка. Всего один ответ! Вот… Порочная, мерзкая и двуличная дрянь. Тебе приятны мужские прикосновения, не так ли, приятно чувствовать чужие пальцы меж своих ног?
Его голос был липким и горячим, словно лава в проснувшемся после долгого сна вулкане. Слова Драко проникали Гермионе под нежную молочную кожу и, словно тысяча ржавых иголок, кололи ее истерзанную плоть, принося девушке страшные муки. Он убьет ее, когда-нибудь точно убьет. Фразы могут бить сильнее кулаков, оставлять более глубокие раны и дольше затягиваться, превращаясь в кошмарные воспоминания…
Перепуганная Гермиона непонимающе воззрилась на обозленного хозяина. До сего момента ему были абсолютно несвойственны резкие вспышки необоснованной ревности. Хотя, быть может, лишь потому, что до сего момента Гермиона имела честь общаться лишь с одним мужчиной и бывать лишь в его обществе. Гриффиндорка облизнула пересохшие губы и в испуге залепетала:
– Пожалуйста, пожалуйста, прошу тебя, не трогай Джеки. Она не виновата в этом, Драко. Прошу тебя.
Слизеринец кинул противный жалящий смешок и осторожно погладил Гермиону по непослушным волосам, отметив, что они безумно мягкие и приятные… Лосьоны и мази, что Драко закупал для нее не пропадали даром. Что же, девчонка - молодец. Делала то, что ей велели: увлажняла себя, лишь бы нравиться ему и впредь.
– О, можешь не волноваться о ней. Ее я сегодня не трону, – заговорил Драко бегло. – Видимо, тебе не хватает ласки, так, прелесть моя? – спросил Малфой, чуть приподняв девушку за подбородок. – Что же ты мне сразу не сказала, моя шлюшка, что тебе нужны более экзотические утехи?
Драко рывком поднял испуганную девушку с пола и потащил ее невесомое тело вверх по лестнице, прямо в красно-золотую опочивальню грязнокровки. Он неаккуратно и сильно сжал ее худенькое запястье в своей широкой ладони и тянул грязнокровку за собой, уже не желая нести на весу. Пусть плетется следом, пусть спотыкается и падает к его ногам, где ей самое место.
Платье, слегка длинноватое для Гермионы, волочилось за ней по нескончаемым ступеням. Послышался треск тонкой ткани и, опустив карие глаза, девушка с ужасом поняла, что подол платья порвался. Малфой небрежно хмыкнул и резко наклонившись, схватил безвольную гриффиндорку и закинул себе на плечо. Он быстро выпрямился и побрел вверх по лестнице, переступая по несколько ступеней за шаг.
Скрипучие обычно ступени сейчас покорно молчали, точно давая слово кому-то еще. В ночном Малфой Мэноре царила зловещая, гнетущая тишина, пронизывающая воздух чем-то недобрым… Не слышно тихого посапывания домовиков, ночных птиц и насекомых, поющих песнь луне.
Нетерпеливый, изрядно выпивший юноша резко замер возле входной двери в комнату Гермионы. Казалось, что силы покинули его… Но надежды так быстро рассыпались… Он, слегка покачиваясь, тихо прошептал:
– Откройся.
Теплые объятия опочивальни, оформленной в гриффиндорских тонах, распахнулись перед утомленной долгим приемом парой. Жилистый юноша неаккуратно скинул Гермиону на мягкую разобранную кровать и принялся нетерпеливо снимать с себя одежду, наслаждаясь собственной наготой. Он осторожно расстегивал пуговки на рубашке, испепеляя грязнокровку взглядом.
Рабыня молча смотрела на юношу, ожидая его дальнейших действий… Ей не позволено сопротивление. Грязнокровка думала о том, когда же это стало нормой… Когда она вдруг привыкла, словно провинившаяся собачка, покорно ждать наказания? И почему не может вскинуться, повалить пьяного мучителя?
– Ну же, Грейнджер, не будь такой скучной. Скажи, ты когда-нибудь думала о Теодоре, пока я трахал тебя? – спросил Малфой.
– Что ты… Что ты несешь, Драко? Послушай себя… – залепетала Гермиона, утирая слезы, льющиеся по щекам.
– Впрочем, это неважно. Даже если ты думала о своем ненаглядном Уизли или Поттере, сейчас я это исправлю. О, грязнокровка, я заполню собой все твои порочные мысли. У тебя просто не останется сил даже думать о других мужчинах…
Слова его походили на угрозу. Драко хищно запрыгнул на кровать и остановился в миллиметре от лица грязнокровки. Он долго вглядывался в ее испуганные глаза, готовые залиться слезами, закрыться в надежде опуститься в спасительную темноту собственных век и потеряться в ней навсегда… Словно грязные воды озера, воды, так отчаянно желающие сомкнуться над его головой, пожрать, уничтожить… Но кто уничтожит противника первым?
Казалось, что Драко наслаждается своей властью, наслаждается почти осязаемым страхом Гермионы, но так только казалось. Юноша ласково погладил девушку по щеке, смахивая слезы, затем опустился вниз, к ее бедрам, не разрывая взгляда. Порочный контакт длился целую вечность. Резко вскочив, слизеринец начал безжалостно разрывать платье девушки, сыпля кусками дорогой материи в разные стороны.
Гермиона попыталась успокоить разбушевавшегося юношу, пыталась схватить его за мускулистые руки, но все попытки справиться со зверем оказались тщетны. Ее жалкие силы не могут противостоять той мощи, что скрыта в мышцах обезумевшего… Она пронзительно крикнула:
– Драко, пожалуйста, успокойся! Ты пьян…
Юноша в момент остановился и замер, словно услышал что-то неописуемо ужасное. Он неприятно оскалился и, ловко подскочив к ней, со всей силы ударил Гермиону ладонью по щеке… Комнату оглушил громкий противный шлепок. Несчастная гриффиндорка собиралась что-то сказать хозяину, но Драко схватил черный лоскуток разорванного платья и нещадно затолкал его девушке в рот, рассчитывая на тишину, на сдавленное мычание.