Драко очутился в большом зале Хогвартса. Мимо него сновали многочисленные ученики, скрытые под тяжелыми черными мантиями. Вот стайка пуффендуйцев с придурковатыми лицами прошла в паре сантиметров от юноши, затем две слизеринки, проходящие мимо, приветливо улыбнулись юноше. Его собственный факультет всегда уважал Малфоя младшего. Статус старосты и ловца слизеринской команды делали свое дело, а именно: зарабатывали уважение в глазах остальных учеников.
Слизеринец замер в проходе, совершенно неподвижно. Он повернул голову и увидел, что со стола Слизерина ему энергично машет Панси, подзывая сесть рядом. «Боже мой, Панси, как ты меня достала», – думал Малфой. Разумеется, он не понял, что все это лишь сон, что на самом деле он уже давно не студент, а Пожиратель, а надоеда – Паркинсон – давно умерла.
Как и учил отец, он выдавил из себя обворожительную улыбку и пошел к столу. Малфой свалился на скамейку прямо напротив Паркинсон. Он сидел спиной к остальным столам и не мог видеть, что же там творится. Дафна и Панси, увлеченно жестикулируя, что-то бурно обсуждали, обмениваясь короткими фразами и поглядывая куда-то вперед, за голову Драко.
Рядом с Панси молча сидел Забини, угрюмо изучающий свежую газету. Крэбб и Гойл звонко смеялись над чем-то, а светловолосая Дафна шептала что-то на ушко Паркинсон. Подруги переглянулись, и ГринГрасс тихо, так, чтобы слышала лишь их скромная серо-зеленая компания, пропела:
– Ну, посмотрите на нее, разве не страшила?
– Она и раньше никогда не была красоткой, а сейчас и вовсе превратилась в распухшую страшилу, – хихикнула в ответ Паркинсон.
Забини, услышав перешептывание двух подруг, лениво поднял голову и уставился куда-то вдаль. На его лице читалось явное недовольство. Блейза раздражало эта жужжащая беседа двух сплетниц, мешающая ему спокойно ознакомиться с новостями из внешнего мира.
– После того матча она от Уизли не отходит… – шепнула Панси, вновь повернувшись к Дафне.
Драко сильно сжал кулаки, так, что костяшки тонких пальцев побелели. Взгляд его холодных серых глаз был прикован к Панси, обсуждающей личную жизнь Уизли. Малфой, конечно, всегда был не прочь опустить рыжего болвана, но он совершенно не желал обсуждать его с Гермионой отношения.
– Она называет его Бон-Боном! Ты бы видела лицо страшилы, когда она видит эту сладкую парочку! – засмеялась Панси.
«Что? Бон-Бон? Грейнджер бы никогда не стала звать так даже собственного кота. Нужно быть полной… Постой-ка…» – думал ошарашенный Драко, внимательно слушая гадкую беседу.
Заинтересованный юноша развернулся назад, скрипнув деревянной скамейкой. За гриффиндорским столом творилось что-то странное. Куча когтевранцев, пуффендуйцев и самих гриффиндорцев толпились вокруг Уизли. Этот веснушчатый индюк гордо задрал свою страшную немытую голову и крепко прижимал к себе слегка полноватую блондинку. Лаванда Браун, весело улыбаясь, поглаживала живот Рона, глядя ему прямо в глаза. И, вдруг, под общий гомон, рыжий наклонился и поцеловал блондинку. Толпа, окружавшая их, забрасывала Рона всевозможными вопросами о прошедшем матче и с жадностью глотала его скупые и плохо оформленные ответы. «Ох, посмотрите, наш золотой мальчик тоже здесь», – подумал Драко, глядя на Поттера, смеющегося вместе с Джинни.
Гермиона же сидела в сторонке и преспокойно почитывала какую-то толстую книжку с пожелтевшими страницами, исписанными вручную. Грейнджер изредка кидала злобный взгляд в сторону гудящей, словно пчелиный улей, толпы. Ее глаза были красны от слез, а губы иссохли и потрескались. Копна непослушных кудрявых волос была плохо расчесана и неопрятна, как и сам наряд Гермионы.
«Что с тобой творится, грязнокровка? Где твоя гордость?» – думал юноша. Он печально глядел на потерянную Гермиону. Каждый раз, когда справа от нее раздавался громкий звук поцелуя – ее аккуратные карие глазки чуть прикрывались, а тоненькие пальчики тянулись вверх, чтобы смахнуть выступающие слезы.
До Драко все еще доносились обрывки фраз из беседы Панси и Дафны. Они все обсуждали плачевное состояние Гермионы. Также, в общем шуме многочисленных голосов, Малфой различил, как рыжий хвастается тем, как храбро он охранял ворота, не жалея собственных сил.
Тонкие, слегка бледноватые пальцы Гермионы все крепче сжимали несчастную многострадальную книгу. Наконец, она гордо вздернула подбородок и, сложив свои скромные пожитки в аккуратную вязаную сумочку, поднялась из-за стола. Ее стройные ноги двигались плавно и изящно. Она прошла мимо гогочущей толпы, гордо держа подбородок. В девушке чувствовалась невероятная сила духа. Да, пусть она и не может сдержать слез, но ей хватает смелости, чтобы совершенно не стесняться показать их.
– Мне почти жаль страшилку. Конечно, со вкусом у нее беда, но смотреть на любимого мужчину в объятьях другой девушки так больно. Хорошо, что нам – красавицам – это не грозит.
Панси улыбнулась, заканчивая свою идиотскую фразу. Она кинула полный любви взгляд в сторону Драко и, встретившись с его бездонными серыми глазами, многозначно подмигнула слизеринцу. Юноша же раздраженно отвернулся, выискивая кудрявую голову Гермионы в огромной толпе. Сейчас у него совершенно не было сил, чтобы притворяться, будто Панси его не раздражает.
Драко резво подскочил со скамейки и, точно ужаленный, начал пробиваться через толпу. Мантия зацепилась за что-то, и Малфой повернулся, чтобы одернуть ее. Перед ним горделиво стоял Поттер и держал слизеринца за подол его угольно-черной мантии. В голове у Драко моментально возникла тысяча колких фраз, способных опустить Поттера в глазах Джинни, но Малфой сдержался и, нетерпеливо выхватив черную материю из корявых лап избранного, побрел прочь.
«Да что с ним такое? Неужели Поттер не видит, что его подружка подыхает от неразделенной любви? Неужели, ему не хватает мозгов, чтобы успокоить ее? Да уж, дружба – странный предмет», – думал Драко, нетерпеливо шагая по длинному холодному коридору.
В плотной толпе учеников, среди обилия желтых, красных, синих и зеленых цветов, светловолосых и темноволосых голов, громких голосов, Драко потерял Грейнджер из виду. Он бессильно заметался по широкому коридору, в поисках заветной грязнокровки. А зачем? Зачем он ищет ее, зачем преследует, Драко и сам не знал…
Он чувствовал острую необходимость в гриффиндорке. Сейчас ему казалось, что даже его общество скрасит ее серые унылые будни. Малфой резко остановился и схватил первого попавшего на глаза гриффиндорца. Перед ним оказался маленький мальчик курса первого или второго. Его мышиные глазки запрыгали из стороны в сторону, ожидая, что кто-то из старшекурсников поможет ему выкрутиться из цепких лап слизеринца.
– Ты не видел, куда пошла Гермиона Грейнджер? – спросил Драко.
– Кто? – спросил в ответ перепуганный гриффиндорец.
– У нее длинные кудрявые волосы, она среднего роста, всезнайка-староста, – уточнил Малфой, нетерпеливо притопывая ногой.
– Ах, эта… Она поднималась в астрономическую башню, – пролепетал мальчик и, почувствовав, что руки Малфоя разжались, шустро побежал дальше по многолюдному коридору.
Драко чуть притормозил, размышляя над произошедшим. «На что я надеюсь? Утешить грязнокровку? А зачем мне это? Разве она стала бы меня утешать?» – думал он, поднимаясь по длинной винтовой лестнице, ведущей в астрономическую башню. Удивительный контраст! Коридор полон шума, потных запыхавшихся учеников, торопливо спешащих на занятия, а лестница пуста и холодна, словно в замке вовсе никого нет.
Но вот, на подступах к вершине, Драко услышал всхлипы. Громкие жалобные всхлипы, пропитанные болью и разочарованием… Что-то кольнуло в груди слизеринца, да так больно, что ноги предательски подкосились. Ну почему он чувствует эту боль? Может быть, страдания Гермионы передаются по воздуху?
Малфой остановился на верхней ступеньке и нерешительно оглядел комнату. Там, впереди, за огромным золотым телескопом, сидела Гермиона. Она опиралась своими тоненькими ручонками на непрочную ограду и смотрела куда-то вдаль, за горизонт. По башне разгуливал ветер, извлекая из всевозможных предметов, что помогают следить за звездным небом, странные звуки, точно металл бьется о металл. Но даже эта жуткая какофония не могла заглушить рыданий гриффиндорки.