Дверь медленно отворилась, и Северус чуть не споткнулся о распластавшегося на полу Лонгботтома.
— Никогда не думал, что я это скажу, но… доброй ночи, Лонгботтом!
«Куда уж добрее», — подумал про себя Невилл.
На секунду Северусу показалось, что Лонгботтом потерял сознание, но при приближенном к лицу парня свете Люмоса оказалось, что он просто крайне удивлён.
— Дамблдор тут?
— Н-н-ет…
— А где?
— Он с моей бабушкой отправился в гости к её старой во всех смыслах подруге, — осторожно сказал Невилл и с опаской начал наблюдать за реакцией своего бывшего профессора и настоящего героя его ближайших ночных кошмаров.
— А где его вещи?
— Профессор Снейп…
— Мне срочно они нужны, Лонгботтом, нет времени объяснять…
Невилл поднял палец вверх:
— Вторая комната справа, — произнёс он и кое-как встал на ноги. — А вам точно очень срочно надо?
— А то, что я явился среди ночи к тебе, ни о чём не говорит, Лонгботтом? — донёсся с лестницы саркастичный голос профессора зельеварения.
— Хм, — задумался Невилл и сто раз пожалел, что настоящего профессора Снейпа нельзя устранить обычным Ридикулусом.
***
Когда Северус наконец-то появился в своих комнатах, его встретила взволнованная Нимфадора Тонкс.
— Северус, — с порога бросила она, — Гермиона…
— Что Гермиона?
— Она была здесь… час назад.
***
Гермиона бежала вдоль пляжа к зарослям баньяна. Бежала не только от сводящих с ума её мыслей, но и от самой себя. Скорее туда, скорее к качелям. Нужно успокоиться, как в детстве, раскачаться и оторваться от земли, действительности и проблем.
Добежав до них, она села на сиденье и, глубоко вдохнув в себя свежий воздух, оторвалась ногами от земли, начав раскачиваться. Ей хотелось взмыть в небо, подняться выше к этим далёким мерцающим звёздам, прикоснуться к ним и стать их частью, стать равнодушной ко всему. Успокоиться и ни о чём не думать. Как же это сделать?
Она раскачивалась всё быстрее и быстрее так, что собственные всхлипы Гермиона слышала вперемешку со свистящим ветром в ушах. Забыться, забыться, забыться! Прочь из мыслей, прочь, прочь, прочь!
Но чем чаще она это повторяла, тем настойчивее мысли о недавних событиях врывались в её голову, заполняя всё собой.
Гермиона резко остановила качели, почувствовав резкую боль в ступнях от торможения. Но боль лишь на секунду отвлекла её.
Выбившиеся пряди упали на пышущее жаром лицо, и Гермиона зажмурилась. Она вспомнила, как это место ей однажды показал Джон. Тогда ей просто необходимы были качели, вся тревога быстро улетучилась. Почему же сейчас этого не происходит?
Ей хочется просто закрыть глаза и почувствовать, что её медленно и плавно кто-то раскачивает, просто наслаждаться этим прекрасным свежим воздухом, этими свистящими потоками, заглушающими мысли.
Кто-то осторожно дотронулся до сиденья и легко толкнул его вперёд… Джон. И снова он пришёл её поддержать… Должно быть, он видел её возвращение, её побег, эту её неудавшуюся попытку заглушить боль, должно быть, он всё понял и хочет помочь…
Лёгкие движения становились всё сильнее и сильнее, Гермиона не смела ничего сказать, она не смела открыть глаза, лишь крепко вцепившись в канаты, она чувствовала, что отрывается от земли, и в эти минуты потихоньку стирается грань между земным и небесным, в этот момент голова обретает лёгкость, а внутри зажигается небольшой огонёк и становится тепло. Не выдержав, Гермиона издала смешанный вопль радости и отчаянья.
Она настолько растворилась в своих ощущениях, что не сразу поняла, когда качели стали неподвижными. Девушка прислушалась: никаких звуков позади неё, должно быть, ей показалось, что кто-то её раскачивал.
Она тихо засмеялась, а потом на глаза навернулись жгучие слёзы.
— Я безумна… Как я могла подумать, что всё получится, как посмела надеяться на своё счастье? — прошептала она, запрокинув голову к ночному небу.
— Однажды мы все бываем безумными. Но не эта ли капля безумства толкает нас к осуществлению наших идей и мечтаний? — ответил ей так же тихо голос.
Сердце Гермионы пропустило удар, она с силой сжала пальцы обеих рук на верёвках, не обращая внимания на нарастающую боль в костяшках. Этот голос…
Северус. Он здесь?
Затем сердце забилось так часто, что Гермиона невольно положила на грудь руку, боясь, что оно вот-вот выскочит из него.
Северус обошёл качели и встал напротив Гермионы, протянув ей свои руки, чтобы помочь встать.
— Гермиона…
Девушка затаила дыхание и быстро схватила его руки, будто боялась, что всё это лишь видение, и если она сейчас же не возьмётся за них или на миг отпустит, то он исчезнет, а с ним — и всё волшебство этого мгновенья.
— Гермиона, — повторил он, глядя в её взволнованные глаза, чувствуя её сбившееся дыхание, — всю дорогу я думал, что сказать тебе, что спросить и как разобраться в наших сложных отношениях. Я анализировал твои и свои поступки и слова. Я готовил речь. Но сейчас я хочу просто сказать тебе… что… Я люблю тебя.
Северус никогда не чувствовал себя таким взволнованным и уязвимым, как сейчас. Потому что сейчас весь его мир, его сердце, его чувства, весь он сам были во власти этой хрупкой необыкновенной девушки. Той, которую он совсем недавно так сильно полюбил, той, которая возродила в нём те волнующие чувства, которые, как ему казалось, он никогда уже не сможет вновь испытывать. Той, от ответа которой зависела сейчас его судьба. Той, которой мгновение назад он безоговорочно вручил своё сердце.
Он сжимал в своих руках её маленькие ладошки и смотрел в её широко раскрытые глаза, следя за её полуоткрытым ртом, жадно вслушиваясь в её шумное дыхание. Что она ему скажет? Что ответит? Вся его хладнокровность и спокойствие улетучились в миг.
— Северус… Как ты оказался здесь? — Гермиона до сих пор не могла поверить в то, что он сейчас находился рядом с ней.
— Я прибыл сюда, как только узнал, что ты была в Хогвартсе. Про Тонкс… это недоразумение… Потом сюда, к коттеджу. А тебя нет. Встретил Райта, который сказал мне, где ты. Странно, но он будто бы хотел, чтоб я нашёл тебя… Но, Гермиона, ты пытаешь меня. Ответь же что-нибудь мне, я никогда не чувствовал себя так неуверенно, как сейчас.
— Повтори, что ты сказал, — зачарованно попросила Гермиона, не сводя глаз с его лица, наслаждаясь его голосом, мимикой, теплом его рук и его близостью.
— Вредная девчонка, ты всё-таки испытываешь меня, — Северус слегка усмехнулся и ласково поправил выбившуюся из причёски каштановую прядку, заправив ей за ушко. — Будь по-твоему, я повторю. Я люблю тебя. Люблю так сильно, что говорю тебе это и предложу сейчас полное безумство. Довольна? А теперь ответь мне, ты хочешь быть со мной, как бы неразумно это не звучало?
Гермиона стремительно вырвала свою ладошку из его рук и прижала её к своим губам, чтобы сдержать радостный вопль.
— Мерлин мой, да… Конечно, да! — она порывисто обняла его и радостно засмеялась.
Никогда ещё ей не было настолько легко и радостно, как сейчас, даже на качелях.
Северус глубоко вдохнул и выдохнул ночной воздух, осторожно обняв это маленькое взъерошенное чудо, подарившее ему только что огромное счастье, о котором он даже не смел думать и мечтать, ведь оно казалось ему настолько нереальным и призрачным.
— Моя маленькая невыносимая всезнайка, ты хорошо обдумала свой ответ, ведь я теперь никуда не отпущу тебя? — улыбаясь, спросил он.
—Да, — громко и радостно повторила Гермиона, и в доказательство своих слов ещё крепче обняла его.
Они стояли так, наслаждаясь друг другом, жадно упиваясь каждым мгновением и мыслью, что наконец-то обрели друг друга — высокая тёмная фигура, обнимающая тоненькую и хрупкую фигурку в мятой школьной юбке и светлых гольфах. Тёплый океанский ветер раздувал края его мантии и играл её лёгкими волнистыми волосами. Такие разные, но такие близкие и счастливые. И сейчас, в это самое мгновение, они ощущали, что они — целый мир, который есть друг у друга.