Мы простояли без хода минуты три. За это время нас снесло вперед метров на пятьдесят.
— Ну что, поползем к ним? — неизвестно у кого спросил Железняк и решительно завертел штурвал, обозначив ход на телеграфе, как «самый малый вперед». Катер, развернувшись, медленно пополз вдоль изменивших свою ориентировку куртин тальника. Теперь они тянулись не вдоль, а поперек течения Енисея. Железняк поднял лобовое стекло и крикнул матросу на носу:
— Меряй почаще!
Тот замахал своим шестом, как ветряная мельница. Но молчал. Значит, идем точно по руслу ручья.
Так прошли с полкилометра и увидели слева палатку. Нам показалось, что она стоит прямо в воде. Но когда подошли вплотную, разглядели, что стояла она все-таки на земле, хотя вода уже достигала входа в нее. Из палатки высунулись две черноволосые головы. Потом один из обитателей палатки в болотных сапогах вылез из нее целиком, влез в воду по колени и, что было силы, замахал руками:
— Давайте сюда! Скорее!
На что Железняк ответил, но слышать его могли только мы:
— Скоро только кошки… родятся, но котята слепые бывают.
И матросу на носу:
— Сколько там?
— Восемьдесят сантиметров.
— Ясно. Подходим.
Он повернул штурвал и дернул ручку телеграфа на «стоп». Катер повернул и уткнулся носом почти во вход в палатку. Дима, а вылез из нее именно он, плюхнул пару раз сапогами и ухватился за якорную цепь, свисавшую вместе с якорем из клюза. Руки его дрожали, лицо было перекошено, губы тряслись. Стуча зубами, он проговорил:
— Пришли все-таки. Слава Богу. А мы уже думали, что придется вплавь до Абалакова добираться.
Табацкий вспомнил, кто здесь старший:
— А кто тебя, идиота, загонял сюда? Не видел и не понял, что происходит? Чего разгрузился, дубина?
— Я побоялся, что назад уже не проедем. А тут Абалаково рядом, можно на лодке все перевезти.
— Ну, вези, болван. Откуда тут лодки к тебе подойдут? Как там догадаются, что ты тут утопаешь?
На это Дима не нашелся, что ответить. Да и не нужен был никому его ответ. Меня он во всяком случае не интересовал. И я позвал:
— Володя, ты чего прячешься? Вылазь сюда!
Володя Арбузов в прошлом сезоне был радистом нашей партии. На редкость симпатичный парень, прекрасный специалист, он пользовался не то что уважением, а, прямо сказать, любовью всей партии. Зимой он учил нас, геологов, радиоделу. Из палатки глухо донеслось:
— А я не могу, я в тапочках.
— Здесь будешь оставаться, курортник в тапочках? — поинтересовался Железняк.
— Сейчас выйду, разуваюсь.
Володя вылез босой в засученных выше колен штанах. Железняк приказал команде надеть «болотники» и приступать к погрузке.
— А вы, «робинзоны», снимайте палатку и давайте ее на палубу.
Дима стал разматывать шнуры растяжек, а Володя, наоборот, сматывать медный тросик антенны, закинутый на ближайшие высокие кусты. Скоро палатка, утратив форму, лежала на ящиках и тюках, находившихся внутри нее. Исаак спросил у Володи:
— Ты упаковал рацию?
— Конечно. Потому и не вылез сразу, когда вы подошли. Только ящик с аккумуляторами пока не закрыл. Но их запру уже на борту. Они разряжены до нуля. Не думал, что выдержат последний сеанс.
Железняк, не выносящий пустой «лирики», отдал приказ:
— Кончай разговоры. Начинайте погрузку. Старпом, командуй.
В следующий момент вся толпа, стоявшая на борту и созерцавшая «робинзонов», оказалась в воде. На носу остались лишь сам старпом, Железняк да Брина. А погрузку начал Дима, подавший Табацкому скомканную палатку, приговаривая:
— А она подмокла по краям все-таки. Надо будет потом ящики проверить.
Железняк утешил «робинзона»:
— Ничего, высушишь. До Енисейска еще полтора часа ходу. Сядешь и своим задом высушишь.
Сказал и ушел в рубку. Плюхавшиеся возле сухого пятачка матросы и младшие помощники быстро закидали ящики и тюки на палубу, особо бережно принимая и устанавливая зеленые ящики, которые им подавал Володя. Среди них был и тяжелый, под полсотни килограммов, зарядный агрегат для аккумуляторов. Все это добро оказалось преимущественно на носу. Старпом кое-как распределил новый груз вдоль бортов, приказав матросам закрепить некоторые ящики за цепи и стойки на бортах, чтобы не упали на разворотах и резких переменах хода.
Железняк выглянул из рубки, недовольно скривился:
— Бардак на палубе! Старпом! Уберите, что можно, сами же не пройдете при швартовке. А то еще за борт попадаете. А пока всем свободным от вахты и пассажирам — на корму! Снимаемся на Енисейск. В машине! Запускай, поехали!