И все болезни, случайности и иные невзгоды будут обходить стороной императора, принца, императрицу и главу одного из 3-х родов, пока не будет у них прямого наследника. Мой муж отдал долг империи и погиб. Я тоже больше не защищена кровью Богини.
Были попытки изменить течение повторяющейся истории, хоть они и изначально обречены на очевидный финал. У прошлой императрицы была сестра, не способная смириться с судьбой, как и моя мать, но женщина все же была более отчаянной. На званном балу она споила отца Дориана и увела его в одну из комнат отдыха, опоив его настоями, дабы затуманить его разум, но иметь возможность воспользоваться его беспомощным положением. Стража была обучена не мешать контакту членов правящей семьи с кем бы то ни было, так как строгого запрета на измены не было. Через 9 месяцев она родила ублюдка, не признанного ни императорской семьей, не семьей матери. Отец непутевой дамы принял решение отдать дитя на воспитания своей тетке, дабы не сгубить жизнь, однако семья, воспитавшая мальчонку, даже не бастарда, лишь глупую ошибку, выказала желания выдвинуть его в качестве претендента на престол. Неслыханная глупость была расценена за оскорбление, но даже это мне пришлось стерпеть для сохранения терпимости сената. Но более причин не было.
— Тео.
— Слушаю, Ваше Величество, — камергер оторвался от своего доклада.
— Этот ублюдок должен умереть.
— Ублюдок? Вы о бароне Аврил?
— Ну конечно, что за вопрос? — я вздохнула. — Мы же оба понимаем, что это затишье перед бурей. Нельзя давать этому выродку набраться сил и поддержки.
— При всем уважении, Аннабель, но с большой вероятностью ведущей фигурой для твоего свержения сделают кронпринца.
— Верно, но оставлять даже крохотную лазейку нельзя. В любом случае, Аврил не представляет из себя никакой важной политической фигуры, ему лишь выпала доля родиться выродком двух благородных семей. О нем даже плакать некому.
— Хорошо, я займусь этим.
— И да, подготовь изменения кодекса. Нужно внести правки в закон о престолонаследовании, — я потерла руки, смотря на друга.
— Что конкретно?
— Впредь наследнику нет необходимости участвовать в сражении, если он обучается в академии. Империя все реже устраивает завоевательные походы, лишь обороняемся и то изредка, так что нужно соответствовать времени.
— Что ж, если это все, то я откланяюсь…
— Нет, — закусив губу на секунду, я еще раз обдумала, стоит ли это делать, — я напишу приказ о передаче трона Адаму. Если со мной что-то случится, то поставь мою печать и объяви его императором.
Теодор, все время до этого стоявший, присел со мной за стол.
— Анна, ты же понимаешь, что такой документ нельзя хранить, даже если он без печати? Что, если его выкрадут?
— Мне уже и в своем доме бояться надо? — я нахмурилась. — Но ты прав. Поэтому бумага будет храниться в марке. Марке Бедфорд. Уж прости, но мы с тобой первые мишени в Халькопирит, так что если не ты, то твоя жена должна озаботиться восхождением моего сына.
Мой майордом откинулся на спинку кресла, пожевывая губу с напряженным лицом. Оглянувшись, словно искал шпионов, он достал из-за пазухи портсигар и предложил мне сигариллу, которую я приняла.
— Чего ты боишься? По отчету все хорошо, неужели есть то, чего я не знаю?
— Паранойя, наверно, — я пожала плечами, — дурное предчувствие мучает. Все так хорошо, словно мне в «21-о» удачные карты раздают, но если чуть пожадничаю, то будет перебор.
— Да, это действительно паранойя, — Тео кивнул, выпуская густой дым.
— Дориан тоже ощущал себя каждый день так, словно по тонкому льду ступает?
— Не припомню за ним подобного. Кстати, ты так и не рассказала ему о том, что случилось через пару дней после известия о его болезни?
Я покачала головой. Как я могла даже произнести это, когда мой муж страдал? Мне постоянно вспоминалось то время.
— Убирайся! Почему ты не слушаешься приказов? — император бросил в меня книгу, но я даже не шелохнулась, зная, что целил он лишь в мою сторону, но не в тело. — Сколько еще ты будешь меня мучить?
Лицо его было красным, покрытым испариной, он тяжело дышал. Дориан стояла через кровать от меня, у самого окна, кидаясь в меня всем, что мог взять с прикроватного столика, словно оборонялся, хотя я даже не отошла от двери. Я смиренно ждала, когда книги, перо и записная книжка разлетятся по комнате, ведь бокал он не кинул бы, слишком страшно поранить.
— Ты закончил? Хватит этого спектакля, Дориан, я не уйду.
Первый месяц болезни был тяжелым. Мой муж отказывался принимать болезнь, потом начал злиться, вскоре пришел страх. Страх был не перед смертью, а жалкий страх, липкий и противный, что его жена будет ухаживать за ним, стонущим и страдающим, лежащим на кровати. Я всегда смотрела на Дориана снизу вверх, кажется, его пугала одна только мысль, что я могу его жалеть. Ведь он император, глава, старший, мужчина — не может болеть, не может быть слабее.
— Ну почему ты такая?.. — он в отчаяние закрыл лицо руками.
— Придется убить меня, чтобы прогнать из комнаты. Готов на это, или же умеришь гордость и позволишь поухаживать жене за мужем?
— Не хочу, чтобы ты видела меня таким.
— Но ты меня больной видел. Сколько же мне книг в тебя бросить за это? Или же проще пустить стрелу в глаз?
— Может так и было бы лучше, — он беспомощно опустился на край кровати, ссутулив вечно прямую спину, — прости. Веду себя хуже нашего сына. Позволишь обнять?
Я сама хотела закончить все это. Эгоистичное желание не видеть смерть супруга заставило меня не поверить первому врачу, а все звать и звать новых лекарей.
— Он умрет. Если есть у вас хоть капля сочувствия, то дайте ему яд, что поможет уснуть навечно. Он будет уходить долго и мучительно, угасая с каждым днем.
Помню, как стояла, широко раскрыв глаза перед опущенной головой лекаря у спальни императора. Если первой реакцией Дориана было непринятие, то моей гнев. Я схватила его за шею, толкнула к стене, слыша испуганные возгласы слуг. Нет, он лжет.
— Что ты говоришь? Лечи его! А если император умрет, то ты следом пойдешь, я клянусь тебе.
Последующие лекари же обещали исцеление, но их снадобья не помогали, лишь первый мог хоть ненадолго унять боль Дориана. После его смерти, я вызвала его в кабинет. Он был напуган, шёл ко мне как на казнь.
— Станешь преподавать в академии?
— Что?
— Ты единственный сказал правду. Император мертв. Ты с первого взгляда понял это, так что я считаю необходимым тебе делиться своими знаниями в академии и институте. Если хочешь, конечно. Ты много сделал для моей семьи, так что если захочешь уйти, то я заплачу тебе и можешь быть свободен.
Лекарь принял предложение о работе, а я мечтала проткнуть себе грудь кинжалом. Я отправлюсь к мужу и все будет как раньше. Но дети…
Глядя вслед уходящему мужчине, я вспоминала его спину, покидавшую поле моего зрения после визита к Дориану. Голова разболелась, потом живот, а следом меня затошнило. Лежа в кровати, где меня отпаивала обезболивающим отваром Эмми, я с ужасом ощутила похожую на схватки боль в животе. Рука раньше осознания откинула одеяло, выбив из рук служанки чашку, облив ее, меня и залитую кровью кровать отваром.
— О, Богиня! — Эмми выбежала за помощью, а я озадаченно смотрела на первый в жизни выкидыш.
После 3-его ребенка Дориан стал принимать противозачаточные, так что я не ожидала беременности спустя 12 лет от последних родов.
Видимо, во мне проснулась жестокость, ведь я совершенно не жалела о потере ребенка. Ожидая в кресле, пока нагреется вода для ванной, я наблюдала за сменой окровавленного постельного белья и матраца, думая, что так даже лучше. Какого было бы моему мужу умирать, оставляя беременную жену?
— Император не должен знать, — выдавила трясущаяся я в окровавленной сорочке вбежавшему Теодору, — или я убью тебя.
Камергер несколько отрешенно наблюдал за работой прислуги и мной, наверное, слившейся с серым креслом. Мне было холодно хоть меня и завернули в плед, а Аним был рядом.