Женщина точно не была человеком. Чувство, похожее на то, что я испытывала в меньшей мере в соленом городе, подсказывало о экстраординарности собеседницы.
— А тебе известны сказания? — я чувствовала потребность говорить так же уверено, как и она, оставаться равной.
— Я и есть то, что ты ищешь. Истина, устаревшая до легенды, — моя собеседница встала, не стесненная наготой, и приблизилась ко мне, опустившись справа, — мое имя Розалин, я хранитель этого места, забытый и непочитаемый.
Хоть от нее и веяло опасностью, но я со жгучей завистью смотрела в ее лицо. Идеальная кожа, мягкие черты лица и роскошное тело, настолько прекрасное, что было бы преступлением скрывать его под одеждой.
— И зачем же ты здесь?
— Рассказать о своей истории, разве ты здесь не за этим, дочь обиды и ненависти? — ее палец принялся накручивать прядь моих волос.
— Обида и ненависть? О чем ты?
— Хм, да ни о чем особенном, — Розалин расслабленно раскинулась на каменной купальне, — я хочу посвятить тебя в историю лишь из желания сохранить память о своей сестре.
— Я с радостью выслушаю тебя, но обида и ненависть…
— Здешний народ вечно подвергался нападкам погоды и диких животных, — проигнорировала она меня, смотря в небо, — с океана приходили шторма, из леса хищники, а с полей вредители, и не было у этих мест защитника, так что местные жители, не желая покидать свои дома из-за бедствий, принялись возносить безымянные молитвы. Мы с сестрой тогда были крохотными духами ручья у холма, на котором расположилась деревня, питавшимися лишь окружающей энергией. Подумав, мы решили откликнуться на зов, надеясь, что от веры людской станем сильнее и будем полезны поклонникам.
— Видимо, это сработало.
— Верно. Мы обрели человеческую форму и стали хранителями этих земель. Деревня процветала, я расширила ручьи до рек, а сестра заставила деревья цвести все лето. Мы 3 сотни лет наблюдали за строительством новых домов, за увеличивающимся скотом и разрастающимися угодьями, принимали подношения и оберегали таких беззащитных людей. Жизни их были так коротки, но они все же тратили свое время на молитвы и возведение святилищ.
— Но все изменила война, верно? — я чувствовала горечь от ее воодушевленного рассказа.
— Верно, — она улыбнулась мне с печалью в опущенных глазах, — мы с сестрой по глупости верили, что наших сил достаточно для заботы о тех, кто вверил нам свои жизни, но сестра даже не смогла выстоять против меча женщины, которую звали Стейша Лиралей Сирша. Наверное, та императрица даже и не подозревала, что единственным ударом меча сразила духа-хранителя.
Я поджала губы, думая о том, что являюсь владелицей меча 3-ей императрицы.
— Все, что мне оставалось, это убедить свой народ сдаться и никогда не вспоминать о нас. Покориться воли сильных. Я уходила из горевшего святилища с Марселин на руках, думая, что не смогу пережить потерю. В моих планах было вырыть могилу для нас двоих, но, опустив бездыханное тело сестры в яму, я поняла, что не могу позволить забыть о ней. О том, что мы сделали все, что смогли, — все сжалось во мне от ее отчаянного взгляда, — имя Марселин не может сгореть вместе со святилищем и забыться из-за нового Бога.
— Разве ты не должна злиться на меня? Почему доверяешь мне эту историю?
— Твоя кровь бессмертна, как и разум, объединивший века. Посмотри на этот источник. Я иссушила реку, бывшую вначале ручьем, у которого мы были духами, а воду вылила в могилу сестры. Ее желание защищать эти земли даже спустя столько лет греет эту воду и оберегает все вокруг. От Марселин осталось лишь сердце, такое же, как в твоей груди, — ее тонкий палец коснулся моей грудины и легендарный камень засветился даже сквозь мое тело.
— Неужели?..
— Внутри тебя сердце погибшего хранителя, не сумевшего смириться со смертью. Некоторые желания сильны даже после конца, — она вновь поднялась, повернувшись ко мне спиной, — моим последним желанием было сохранить наши с сестрой имена, а теперь мне пора. Прошу, запомни нас как слабых, но верных хранителей, служивших до самого конца.
— Постой!
Ее фигура двинулась к центру купальни, затуманенная клубами белого пара, так что я вскочила и последовала за Розалин. Понять, что она уйдет в любом случае, не было сложной задачей, ведь я испытывала схожее желание, но смотреть на это было печально. Недолгое знакомство казалось мне шансом узнать ответ, на который у меня не было вопроса.
— Почему ты назвала меня дочерью обиды и ненависти?
Она обернулась. Ее идеальное лицо было влажным от слез, а на губах была смеренная улыбка.
— Просто не дай этому повториться.
Фигура Розалин погрузилась в воду.
Возвращаясь в особняк со встретившим меня Карлайлом, я чувствовала жуткое опустошение, похожим на то, что меня выжали подобно выстиранной простыне.
— Посмотрите, Ваше Величество.
Я оглянулась в сторону вытянувшейся руки рыцаря. В саду поместья, среди ровных рядов кустарников мерцали светлячки. Их было так много, что они казались отражением звездного неба, в центре которого мы стояли завороженные. Печаль от отсутствия Дориана больно кольнула, заставив прикрыть веки. Наверное, будь я одна, села и расплакалась бы прямо на земле.
— Поедешь со мной к Эмили?
— Вам уже наскучила марка?
— Все необходимое я увидела. Так что? Теодор поедет со мной в любом случае, так что ты не обязан, но мне была бы приятна твоя компания.
— А мне казалось, что я вас раздражаю, — мужчина усмехнулся, беря меня под руку и ведя по тропинке к зданию, — да и маркиз Бедфорд меня недолюбливает.
— Уж за Тео говорить не могу, но ты мне нравишься, Карлайл. Я бы за тебя и жизнь отдала.
Карие глаза смотрели на меня с явным недоверием, но я бы правда отдала за него жизнь. Как и за любого другого, только бы оправдать свою смерть. Я императрица Аннабель Мария Августа, эрцгерцогиня Таафеит, графиня Вильямс, владелица меча великой воительницы и хранительница легендарного камня, дочь Богини и мать наследника престола, пришла к выводу, что единственное мое искреннее желание — жалкое и пошлое. Я просто хочу быть с любимым человеком и останавливает меня от этого долг матери, неспособной бросить детей.
— Больше так не говорите никогда, если не желаете меня смутить.
— Я же только ради этого и сказала, — я наигранно нахмурилась, — ради твоего смущенного румянца. Жаль, в темноте не видно.
Во дворце было многолюдно. Сенат гудел, каждый пытался вложить в строительство флота, при этом обсуждая недопустимость недавней междоусобицы и обрушивая на мою голову бесконечные отчеты о подготовке к охоте. В этом году были вложены сумасшедшие суммы в мероприятия, велись споры о датах проведения в регионах, ведь каждый стремился выбрать лучшее время для себя и избежать сезона дождей, а по возможности объединить праздник с днем рождения кого-нибудь из членов семьи.
Вытерпев этот балаган ровно 2 дня, я отдала приказ собираться с визитом в герцогство Тео с женой и Карлайлу. Вереница повозок за каретой прошла через врата, находившиеся в часовой близости от большого поместья Мурманит, а дорога вела нас через тутовые угодья к центру огромной территории. Ожидание было невыносимым, я ерзала на месте, что раздражало моего рыцаря.
— И зачем вы только его взяли? — вопрошал Тео, за что получил неодобрительный взгляд Ракель.
— Он мне дорог.
— Что?
— Ну, как те собачки маленькие, которых стало модно заводить среди дворянок, — я руками изобразила в воздухе размер питомцев, теперь сама вынужденная игнорировать укоризненный взгляд.
— Во дворце полно собак и от них больше пользы. Этого нахала даже нельзя в упряжку поставить, так какой с него прок?
— И почему я вынужден терпеть эти оскорбления? Я сопровождающий рыцарь в конце концов.
— Даже не способный позаботиться о хозяйке, — не отступал Теодор, от чего моя фрейлина начала пересчитывать деревья, мелькающие в окне, — посмотри-ка на Ее Величество, она же совсем исхудала!