Сбежав с дамбы у Тополницы, Гроздан Рошлев укрылся в заброшенном охотничьем шалаше над Марицей. На следующий день его обнаружили по следам в прибрежной грязи. Гроздан бросился бежать, а преследователи за его спиной смеялись и стреляли, делая вид, что никак не могут в него попасть. Эта дикая потеха была более жестокой, чем само убийство. В конце концов его пристрелили среди заснеженного луга.
Димитру Найденову удалось пробраться в соседнее село и укрыться в хлеву у своих родственников. Рассказывали потом, что они уложили его на дно телеги, накрыли сеном и повезли якобы в более надежное место. Но когда сено над ним разгребли, Димитр понял, что находится во дворе казармы 27-го Чепинского полка.
После расправы на дамбе полицейские увезли Ивана Чалыкова в Пазарджик. Его наспех допросили и в ту же ночь — в ночь святого Атанаса, вестника весны, — расстреляли на берегу Марицы.
В канун 9 февраля полиция и войска оцепили Величково. На перекрестках дорог — на холме над селом — установили пулеметы. Во дворах коммунистов залаяли собаки, закричали женщины, заплакали дети. В здание школы затолкали сотню людей. Ускользнуть удалось только Марко Добреву, его сыну Атанасу и молодым ребятам Николе Чипилову и Благо Панчеву — Баджуну.
Было за полночь, когда Марко Добрев и его сын Атанас направились через виноградники к селу Бошуля. Пошел мокрый снег, ледяной ветер щипал лица. Шли молча, засунув руки в карманы.
— Послушай, сынок, — сказал отец, — лучше нам идти порознь. Ты около Тополницы разыщи Ангела Чалыкова[7], а я попытаюсь укрыться в Бошуле. Может, хоть один из нас уцелеет…
Отец и сын расстались, стараясь побороть в себе тревогу.
На следующий день в дом Марко ворвалась группа жандармов.
— Где твой муж? — спросили его жену.
— А он дома не засиживается, куда-то по делам ушел, — ответила тетка Гина.
— А сын?.. Тоже ушел по делам?
— Его дело холостяцкое. Разве уследишь за ним…
— Ничего, все равно мы его схватим. Но и тебе тогда не поздоровится… А теперь забирай своих щенков — и чтоб духу твоего здесь не было! — И они указали на троих детей, ухватившихся за подол матери.
Тетка Гина поняла, что сейчас произойдет что-то страшное.
— Куда же мне деваться? — через силу спросила она.
— Куда глаза глядят! — крикнули ей. — Да пошевеливайся!
И она, не помня себя от горя, пошла с детьми искать приют у чужих людей. Сильный грохот заставил ее обернуться: из-под черепицы ее дома пробивались клубы желтого дыма, а когда ветер рассеял их, она увидела зияющую в крыше дыру, в комнатах полыхало пламя — дом подожгли гранатой.
Отец Марко Добрева, восьмидесятипятилетний дед Ангел, все еще крепкий старик, растолкал солдат и очутился перед поджегшими дом жандармами:
— Поджигайте, убивайте!.. Но только помните: завтра вы сами в этом огне гореть будете!
В его глазах стояли с трудом сдерживаемые слезы.
— Что! Что ты сказал? — накинулся на него один из жандармов.
— То и сказал, что скоро с вами расплатятся за все! — ответил старик.
Дед Ангел умер в 1953 году девяноста шести лет ел роду. Умер у себя дома, когда внук брил его. Старик сидел на стуле, и руки его дрожали. Внук побрил ему одну щеку и налил деду рюмку сливовой водки. Потом начал намыливать другую щеку, а старик сказал:
— Поторапливайся, Гошо, я помираю…
Все в доме подумали, что он шутит, но, пока Гошо возился с мылом, дед притих, словно заснул. Тут увидели, что он мертвый.
Было у него поле, где рос большой вяз. Когда в 1947 году его сын и Ангел Чалыков убедили крестьян создать кооперативное хозяйство, дед Ангел заявил:
— Если срубите вяз, пусть руки у вас отсохнут!
Дерево и до сих пор растет среди огромного кооперативного массива. Называют его Ангеловым вязом. Старик говорил, что с тех пор, как он его помнит, вяз все такой же огромный, с узловатыми ветвями. Он и не думал, что вяз останется единственным памятником ему…
Тогда жандармы сожгли одиннадцать домов. Целый день над селом подымались черные клубы дыма. Когда стемнело, во мраке долго еще светились и дымились головни. На улицах никто из жителей не показывался, даже собачий вой в морозной ночи доносился откуда-то издалека…
У Ангела Чалыкова при крупном туловище были короткие руки и ноги. Из-под черных бровей смотрели небольшие глаза, которые в минуты гнева злобно сверкали. Тогда ему исполнилось двадцать три года, и о нем шла слава как об отчаянном, дерзком парне, готовом на все. Еще до того как Ангел стал партизаном, он всегда носил при себе оружие, носил его так, чтобы оно было заметно под пиджаком. Он знал, что его считают забубенной головой, и это наполняло его каким-то особенным чувством собственного достоинства.