В мае отец впервые спустился с гор и явился домой. Вместе с ним пришли еще двое партизан. Две ночи провели они у нас в большой комнате на втором этаже, но от постелей отказались. Попросили, чтобы принесли им рогожки, которыми укрываем рассаду помидоров. На третью ночь ушли.
Они ушли, а бабушка поднялась наверх, упала на рогожки и заплакала.
От всех переживаний с ней вскоре случился удар, и ее парализовало. Прожила бабушка после этого меньше месяца и умерла, а ей ведь еще не исполнилось и пятидесяти пяти лет. Мы тяжело переживали ее смерть.
В другой раз к нам в дом пришло пятеро или шестеро партизан. Мы принесли им те же рогожки, и они улеглись прямо на полу. Утром я отнесла им таз с водой, чтобы они умылись.
— Вытащи из сундука полотенца и простыни, — сказал отец. — И сшейте из них рубашки, портянки и небольшие мешки…
Я ушла в другую комнату и стала рыться в сундуке. Мать пошла к отцу.
— Мне бы не хотелось трогать это белье, — сказала она ему. — Это же приданое Фани.
Отец рассмеялся:
— Когда дело дойдет до свадьбы, приданое мы ей соберем за один день…
Несколько дней мы ухаживали за нашими гостями. Перестирали им белье. Мама сшила для них больше двадцати рубашек, приготовила много портянок и других вещей. По ночам отец выходил в село, встречался с кем-то и возвращался домой.
Осенью 1943 года арестовали дедушку Косту и увезли в областное управление полиции. Они там дознались, что в селе он один из главных помощников партизанского отряда. Деда долго мучили, но он так им ничего и не сказал. Его выпустили, но не разрешили вернуться в село, а сослали куда-то в Северную Болгарию.
Когда его арестовали, и нас выгнали из дому. Опечатали все двери, а ночью выставили около дома полицейские засады. Нас приютил у себя мой дядя.
Через неделю после этого отец спустился с гор вместе с пятью партизанами и направился к дому. Ночи стояли темные, дождь лил не переставая. Над холмами вокруг села совсем низко клубились облака. Село погрузилось во мрак и казалось вымершим.
Партизаны пересекли поле и вошли в село. Отец шагал впереди, а остальные следовали за ним в двадцати шагах. Он двигался медленно, после каждого шага оглядывался и прислушивался. Когда подошли к нашему двору, отец остановился в тени покореженного бурями вяза. У самого перекрестка показались силуэты двух людей. Один из них шел прямо на отца.
— Руки вверх! — крикнул отец.
Человек поднял руки. Отец отобрал у него оружие. Оказалось, что это наш односельчанин. Его вместе с другими жителями села заставили патрулировать около нашего дома. Он предупредил отца, чтобы тот больше не приходил домой, потому что поблизости полицейские устраивают засады.
От него отец узнал, что дедушку арестовали, а нас выгнали.
Потом через дядю мы получили письмо.
«…Подлый и жестокий враг не пожалел и вас. Он вас преследует, доводит до слез, но слезы не минуют и врагов, — ободрял нас отец. — Будьте горды тем, что вы участвуете в борьбе, которую оценят будущие поколения».
Как полиция узнала об этом, я до сих пор не пойму. Но из-за этого письма арестовали дядю, избили до полусмерти и тоже выслали из родного села.
В праздник святого духа в нашем селе устраивались большие гулянья. В этот летний день в поле не встретишь ни души. Принарядившиеся крестьяне собирались на лугу между селом и станцией Кричим. Люди рады были случаю забыть о своем горе и повеселиться. Приходило много жителей и из соседних сел. Но в тот год в праздник святого духа случилось такое, что потрясло всех.
На рассвете село всполошилось от взрывов гранат. В роще около Марины застрочили пулеметы и автоматы. Я вскочила с постели и увидела, что мама стоит перед открытым окном и плачет. Она повернулась ко мне, но глаза ее как будто не замечали меня. Косы обвили ее шею.
— Убили его! — с трудом произнесла она.
Накануне вечером она встречалась с отцом в саду около дядиного дома. Выяснилось, что вместе с ним пришли и другие партизаны. Днем они должны были укрыться в роще около Марицы.
Утром все говорили о перестрелке в роще. Разнесся слух, что кого-то из партизан схватили, а большинство убили.
К полудню нашу маму было не узнать — она на глазах поседела. Мама не плакала, ни с кем не разговаривала. Динко и Бойка все время крутились около нее.
Страшнее всего была неизвестность. Откуда-то издалека доносилась жалобная мелодия волынки и монотонная дробь барабанов. В доме стало невозможно дышать, нам просто не хватало воздуха.