Перед гостиницей «Болгария» полицейские преградили им путь. Они размахивали пистолетами и грозились, что будут стрелять. Но народ не уступал. Полицейские начали стрелять над головами демонстрантов, бить их нагайками. Началась паника. Школьники стали разбегаться. Тогда Трендафил вырвался вперед, свалил на землю первого попавшегося полицейского и поднял одни из брошенных плакатов, на котором алыми буквами было написано:
«Раньше мы умирали в борьбе за освобождение от турецкого ига, а теперь — в борьбе за кусок хлеба!»
Вокруг Трендафила собрались товарищи, они оттеснили полицейских и двинулись вперед.
Никогда еще в Батаке не собиралось вместе так много народу. Гул Старой реки не мог перекрыть голосов протеста. Староста с балкона общинного управления призывал к порядку и спокойствию, говорил, что каждый, кто пойдет за коммунистами, будет жестоко наказан. Но никто не слушал его угроз. Областной начальник, прибывший, чтобы поздравить батакчан с рождением престолонаследника, стоял рядом со старостой бледными растерянный. Он попытался произнести несколько слов, но из толпы послышалось:
— Не надо речей! Хотим хлеба!..
— Долой бесправие!..
Оратор быстро скрылся в помещении общины, и в селе его больше не видели.
…Началась война. В болгарском издании «Сигнала» публиковались фотоснимки колонн пленных красноармейцев. С киноэкранов неслись оглушительные звуки гитлеровских маршей. Кое-кто украсил отвороты своих пиджаков значками «Виктория» — символом гитлеровской победы. Над Батаком прогремели выстрелы. Братья Чолаковы и Чаушевы застрелили нескольких полицейских и освободили арестованного коммуниста Тодора Коларова. После этого все они ушли в горы. В село наехало много полицейских и сыщиков. Начались аресты. Ребята немного оробели: а вдруг арестованные не выдержат?..
Трендафил Балинов, зная, что сомнение в стойкости товарищей действует как яд, собрал ремсистов.
— За наших не беспокойтесь. Люди они крепкие, выдержат. Если меня схватят, и я буду молчать. Если с вами такое случится, на все их вопросы ответ один: «Не знаю», «Не видел». Мы же мужчины! Того, кто проговорится, ждет смерть. И его, и других…
Молодежь снова обрела уверенность. Один из парней работал на почте и подслушивал разговоры старосты с Пещерой и Пловдивом. Другие следили за передвижением полицейских. Третьи распространяли слухи, что подпольщики перешли границу.
Прошло месяца два, и сомнения окончательно уступили место уверенности. Хотелось взяться за более ответственные дела.
— Не торопитесь! Надо все делать разумно. Как и подобает мужчинам, — сдерживал их Трендафил.
Однажды парень, работавший на почте, сообщил, что поп помог его начальнику купить вальтер с двумя коробками патронов к нему. Начальник почты сам хвастался своей покупкой. Трендафил рассмеялся, запустил пятерню в волосы и сказал:
— Ты молодец! Пистолет будет наш! Твоему начальнику не удастся сделать ни одного выстрела.
Вечером двое ремсистов подкараулили начальника почты. Что они с ним делали, о чем говорили — неизвестно, но тот перепугался и отдал пистолет вместе с патронами.
В Батаке организовались первые боевые группы. Из партизанского отряда пришли Георгий Чолаков, комиссар Георгий Кацаров и еще двое или трое партизан. Начались ночные встречи, полные романтики и риска. На лесной поляне при лунном свете слышались тихие слова присяги. Ребята давали клятву и целовали оружие, холодно поблескивавшее при лунном свете. Это напоминало времена гайдуков и настраивало Трендафила и его товарищей на романтический лад.
Дафчо понимал, как ценно то, что он делает, и все-таки постоянно просился в отряд. В последний раз он настаивал на этом на встрече с партизанами в Совете. Из его родного села здесь кроме него были Тоско и Димитр Хаджиев. Командир отряда — Дед — и Тоско поддержали просьбу Дафчо, но Георгий Чолаков и еще кое-кто возразили. Отряду необходимо было иметь в селе таких людей, как Дафчо: он поддерживал связь с Пещерой, Дорково, Брацигово и другими населенными пунктами. Вот почему было особенно важно, чтобы Дафчо оставался на месте.
— Он же мужчина, сам понимает, что здесь он нужнее, — подытожил разговор Георгий Чолаков. — Потерпит еще несколько месяцев. Партизанская жизнь от него не уйдет…
Трендафил любил называть своих товарищей мужчинами и всегда требовал от них, чтобы они работали «по-мужски». Поэтому Георгий Чолаков не обращался к нему, как к другим, по имени, а использовал это гордое слово — «мужчина».